Я все работал и работал, довольствуясь обществом смертных ив мыслях своих заклиная Маэла и Авикуса не искать в моей голове разгадкувеликой тайны.

Однако я постоянно слышал и ощущал их близкое присутствие.Шумные пиршества приводили их в замешательство и отвращали от моего дома.Каждую ночь они бродили вокруг, а потом шли прочь.

Но в конце концов неизбежное произошло.

Они появились у ворот.

Маэл попытался войти, не спрашивая разрешения, но Авикусудержал его и с помощью Мысленного дара обратился ко мне с просьбой о встрече.

В ту ночь я остался в библиотеке, стены которой расписывалуже в третий раз, а пиршество, слава богам, пока что сюда не перетекло.

Я отложил кисть и вгляделся в незаконченную работу. Вфигурке Дафны вновь угадывался облик Пандоры; Дафна, отвергшая притязаниявлюбленного бога, задела трагическую струну в моем сердце. Какую же глупость ясделал, бежав от своей любви!

Долго и самозабвенно разглядывал я свое творение: неземноесущество с волнистыми темными волосами.

«Ты умела проникнуть в самые глубины моей души, –безмолвно обращался я к своей покинутой подруге, – а они хотят выпотрошитьмое сердце. Что же мне делать? Да, мы ссорились, но ссорились с любовью иуважением! Я не могу без тебя жить! Пожалуйста, вернись, где бы ты ни была!»

Но уединению моему, похоже, пришел конец, и внезапно яосознал, что, несмотря на все страдания последних лет, на самом деле ценил егоочень высоко.

Заперев библиотеку, дабы обезопасить себя от непрошеныхвизитов развеселившихся смертных гостей, я безмолвно пригласил вампиров в свойдом.

Оба они предстали передо мной в богатых одеяниях, синкрустированными драгоценными камнями мечами и кинжалами. Плащи на плечахудерживались дорогими пряжками, и даже на сандалиях красовались орнаменты.Создавалось впечатление, будто они намерены присоединиться к разодетым в пух ипрах жителям новой столицы – Константинополя, где воплощались в жизньграндиозные планы императора Константина, хотя его самого уже не было в живых.

Обуреваемый противоречивыми чувствами, я предложил гостямсесть.

Я жалел, что не дал Маэлу погибнуть, но меня тянуло кАвикусу: мне нравились его дружелюбное лицо и пытливый взгляд. Теперь, имеявозможность разглядеть бывшего бога получше, я увидел, что его кожа слегкапосветлела, но ее все еще темный тон подчеркивал строгие, словно высеченные вкамне, черты лица, особенно рот. Он смотрел на меня открыто, и в глазах его небыло ни коварства, ни лжи.

Оба остались стоять, обеспокоенно поглядывая в сторонуобеденного зала.

Я повторил предложение.

Маэл отказался, глядя на меня сверху вниз, словно хотелклюнуть своим ястребиным носом, но Авикус занял место в кресле.

Маэл был еще слаб, тело его исхудало. Очевидно, потребуетсяеще много ночей и много крови, прежде чем исчезнут все последствия жестокогонападения.

– Как ваши дела? – из вежливости поинтересовался я.

Внезапно охватившее меня отчаяние вновь вызвало к жизниобраз Пандоры. Я припомнил каждую мелочь, каждую восхитительную деталь, надеясь,что гости, уловив в моих мыслях облик Пандоры, передадут ей весточку от меня,ибо сам я, как ее создатель, сделать это не мог.

Не знаю, удалось ли мне достичь цели.

Маэл, словно не услышав моего вопроса, не произнес ни слова,но Авикус ответил за обоих:

– Уже лучше. Маэл быстро восстанавливается.

– Я хочу вам кое-что рассказать, – начал я, неспрашивая, интересует ли их такого рода информация. – То, что произошло,показывает, что ни один из вас не сознает в полной мере собственную силу. Какизвестно, способности наши с годами улучшаются. Это подтверждает и мойсобственный опыт: сейчас я намного сильнее, чем двести лет назад, и могупередвигаться значительно быстрее. Вы тоже обладаете незаурядными способностямии с легкостью могли избежать стычки с пьяными смертными. Когда вас окружили,достаточно было просто подняться по стене и...

– Да хватит уже! – резко перебил меня Маэл.

Я был настолько ошеломлен его грубостью, что лишь молчапожал плечами.

– Когда я пил твою кровь, мне кое-что открылось, –зловещим тоном негромко произнес Маэл, словно такая манера могла придатьважности его словам. – Ты не смог скрыть царицу, сидящую на троне.

Я затаил дыхание.

Тон Маэла стал менее ядовитым. Он хотел услышать правду изнал, что враждебность в этой ситуации только повредит.

Меня попросту сразила эта ужасная новость. Я остолбенел отстраха и буквально лишился дара речи. Лихорадочно соображая, что предпринять,дабы правда не выплыла наружу, я уставился на росписи. Жаль, что мне не удалоськак следует изобразить тот сад, иначе я мог бы мысленно перенестись туда. «Но утебя уже есть прекрасный сад, прямо здесь, за дверью», – мелькнула вголове смутная мысль.

– Не хочешь рассказать, что ты нашел там, в Египте? –спросил Маэл. – Ведь ты ездил в Египет – я знаю. Так велел Бог Рощи.Сделай милость, расскажи о своем открытии!

– А почему я должен рассказывать? – любезным голосомспросил я. – Допустим, я действительно узнал в Египте древние легенды имагические тайны. Почему я должен сообщать тебе об этом? Ты даже присесть не желаешьпод моей крышей, как пристало гостю. Что нас с тобой связывает? Ненависть имагия?

Я замолчал и, чувствуя, что слишком разгорячен, постаралсявзять себя в руки. Гнев свидетельствует о слабости. Впрочем, я об этом уже нераз тебе говорил.

Маэл наконец сел рядом с Авикусом и уставился впространство, как в ту ночь, когда рассказывал мне о своем создании.

Присмотревшись, я увидел, что горло его до сих пор всиняках, оставшихся после того ужасного происшествия. Плечо скрывал плащ, но,наверное, оно выглядело не лучше.

Я перевел взгляд на Авикуса и, к своему удивлению, заметил,что тот слегка хмурится.

А он вдруг повернулся к Маэлу и спокойно сказал:

– Видишь ли, Мариус не может рассказать нам о своихоткрытиях. И мы не должны его расспрашивать. Мариус несет тяжкую ношу, ибовладеет тайной, которая имеет отношение к каждому из нас. И к тому, сколько намеще отмерено.

Я остолбенел. Мне не удалось скрыть свои мысли, и теперь имизвестно практически все. Смею ли я в таком случае не допустить их в самосвятилище?

Что мне было делать? При них я даже не мог как следуетобдумать создавшееся положение: слишком опасно. Да, опасно. И тем не менеечто-то подстегивало меня рассказать им всю правду.

Слова друга взволновали и обеспокоили Маэла.