Случались время от времени и неприятности – один незаплатил, другой угрожал девице, третий вел себя агрессивно – но за те долгиегоды, в течение которых Милан, не покладая рук и не жалея сил, завоевывалдобрую славу для «Копакабаны», он научился с первого взгляда определять тех,кому в его заведении делать нечего. Никто из девиц не мог понять, какимикритериями он руководствуется, – не раз бывало, что какой-нибудьреспектабельный на вид господин, переступив порог, узнавал, что сегодня вечеромсвободных мест нет (хотя имелось их в избытке), да и завтра тоже не будет(понимать это следовало так: «Уходите и не возвращайтесь»), в то время как небрежноодетого, небритого человека принимали как родного и с приветливостьюнеобыкновенной угощали бокалом шампанского. Владелец «Копакабаны» людейвстречал не по одежке и в конечном счете неизменно оказывался прав.

Обе стороны оставались довольны друг другом. Подавляющеебольшинство клиентов составляли люди женатые, занимавшие видное положение вобществе. Кое-кто из «персонала» тоже был замужем, кое у кого были дети, такчто они время от времени посещали родительские собрания, нимало не беспокоясь отом, что могут встретиться там с клиентом, – они были уверены, что тотпромолчит, опасаясь скомпрометировать себя. Такая вот действовала круговаяпорука.

Отношения между девицами были вполне товарищеские, ноблизости особой не возникало: о себе рассказывалось скупо. В тех редкихразговорах, которые вела Мария со своими коллегами, ни разу не уловила она нотыгоречи, виноватости или печали – девицы воспринимали свою жизнь как данность ине роптали. Был и легкий оттенок вызова – они словно гордились тем, как сложиласьих судьба, тем, что противостоят миру, что независимы и уверены в себе.Отработавшая неделю «новенькая» переходила в разряд «профессионалок» и получалауказания насчет того, что ей следует всемерно укреплять узы брака (проституткане должна угрожать святости семейного очага), что в «нерабочее время» приниматьприглашения нельзя ни в коем случае, что выслушивать клиента надо не перебиваяи со своими суждениями особенно не лезть, а в кульминационный момент –постонать (Мария узнала, что так поступают все, ей же об этом сразу нерассказали потому, что это – один из секретов ремесла), что на улице надоздороваться с полицейскими, а разрешение на работу – продлевать аккуратно исвоевременно, а медицинское освидетельствование – проходить в срок. И наконец,что не следует слишком уж задумываться над тем, как выглядит твоя работа сточки зрения морали и закона: работа – она и есть работа. И точка.

В ожидании клиентов Мария неизменно открывала книгу, апотому вскоре прослыла «интеллектуалкой». Поначалу ее спрашивали, не про любовьли книжка, но когда девицы убедились, что она штудирует такие скучные и сухиематерии, как психология, экономика, а с недавних пор – еще и усадебноехозяйство, ее оставили в покое, и она могла без помехи читать и делать выписки.

Благодаря тому, что Мария, у которой образовалсямногочисленный круг постоянных клиентов, появлялась в «Копакабане» ежедневно,она снискала благоволение Милана и зависть своих коллег, шушукавшихся у нее заспиной о том, что она – тщеславна, высокомерна и думает только как бы побольшеденег заработать. Что ж, последнее было отчасти верно, но ей всегда хотелосьспросить: «А вы-то здесь не за тем ли самым?»

Ну да, в конце концов, брань, фигурально выражаясь, навороту не виснет – зависть и недоброжелательство суть неизменные спутникиуспеха. Лучше вообще не обращать внимания на эти пересуды, а сосредоточиться навыполнении двух задач – в намеченный срок вернуться в Бразилию и купитьфазенду.

Ральф Харт теперь ни днем, ни ночью не шел у нее из головы,и Мария впервые в жизни была счастлива своей отсутствующей любовью – при том,что корила себя за признание, грозившее потерей всего. Потерей? А что ейтерять, если она ничего не просит взамен?! Она вспомнила, как заколотилось унее сердце, когда Милан вскользь заметил, что Ральф был – или остался? –«особым клиентом». Что это могло значить? Она терзалась от сознания измены иревновала.

Разумеется, ревность – это в порядке вещей, хотя жизнь ужеуспела научить ее, что не следует думать, будто кто-то кому-то можетпринадлежать. А тот, кто все-таки считает, что это так, просто обманывает самсебя. И потом, она не может совладать с ревностью, у нее нет по этому поводукаких-либо свежих идей. И она не считает ревность проявлением слабости.

Самая сильная любовь – та, которая не боится проявитьслабость. Как бы там ни было, если это – настоящая любовь (а не самообман, неспособ отвлечься или провести время, ибо оно в этом городе тянется бесконечно),то свобода рано или поздно победит ревность, уймет причиняемую ею боль, потомучто боль – тоже в порядке вещей. Каждый, кто занимался спортом, знает: хочешьдобиться результата – будь готов к ежедневной дозе боли, к тому, что тебе будетплохо. Поначалу кажется, что это – совершенно ни к чему, что это приносит тольколомоту в мышцах, но с течением времени начинаешь понимать: нет, это входит впрограмму, не испытав боли и ломоты, не сможешь обрести легкость и силу, апотом приходит минута, когда ты чувствуешь – без боли ты не достигаешьжелаемого результата.

Опасность таится в том, что порой мы обожествляем боль, даемей имя человека, думаем о ней непрестанно, но от этого Мария, слава Богу, уженаучилась избавляться.

Научиться-то научилась, однако довольно часто ловила себя натом, что думает: где сейчас Ральф, почему не видится с ней, не счел ли онглупостями ее фантазии на темы поезда и задавленного вожделения? Быть может,услышав ее признание в любви, он сбежал? И вот, стремясь не допустить, чтобыпрекрасные чувства обернулись страданием, Мария разработала собственный метод –когда в голову ей приходило что-то светлое и отрадное, связанное с РальфомХартом (будь то огонь в камине, вино, какая-нибудь мысль, которой бы ейхотелось с ним поделиться, или приятное томление в предвкушении новой встречи),она останавливалась на миг, улыбалась небесам и благодарила их за то, что живаи ничего не ждет от возлюбленного.

Если же она начинала тосковать в разлуке или корить себя зато, что вела себя неправильно во время их последней встречи, то говорила себе:

«А-а, ты желаешь думать об этом? Ну и на здоровье – думай, ая займусь делами поважней».

И бралась за чтение или – если шла по улице – внимательноприглядывалась и прислушивалась ко всему, что окружало ее, – к краскам,звукам, лицам, к стуку собственных каблучков, к шелесту переворачиваемыхстраниц, к проезжавшим мимо машинам, – ловила обрывки разговоров. Инеприятная мысль истаивала и исчезала. А если через пять минут возникала вновь,Мария повторяла все сначала, и тогда воспоминания, не отбрасываемые, а мягкоотстраняемые, уходили надолго.