50.

  Один из друзей Уилла праздновал день рожденья в селе возле Глостершира. Это была не просто вечеринка в день рожденья, а целый костюмированный бал с неудобной темой. Коренное население и колонизаторы. От гостей потребовали одеться соответствующим образом.

  Январь 2005 года.

  Я не любил костюмированные вечеринки. И терпеть не мог их темы. За год или за два года до того на дне рожденья Уилла была костюмированная вечеринка на тему «Из Африки». Меня эта тема раздражала, и вообще было трудно. Когда я ездил в Африку, я ходил там в шортах и футболках, может быть, в «кикои». Что мне надеть, Уилл? Но в этот раз всё было намного хуже.

  В моем шкафу не было ни одного костюма коренных народов или колонизаторов. Я ночевал с папой и Камиллой несколько дней во дворце Сент-Джеймс, несколько дней - в Хайгроуве, у меня был один небольшой чемодан, я вообще не парился из-за одежды. В основном я выглядел так, словно одеваюсь в очень темной захламленной комнате. Так что костюмированная вечеринка была моим ночным кошмаром.

  Проехали. Мне это не интересно.

  Но Уилл настаивал:

  - Мы найдем для тебя костюм, Гарольд.

  Его новая девушка обещала помочь.

  Мне нравилась его новая девушка. Она была беззаботная, добрая и нежная. Промежуточный год она провела во Флоренции, разбиралась в искусстве и фотографии. И в одежде. Она любила одежду.

  Ее звали Кейт. Не помню, какой национальный или колониальный костюм она надела на вечеринку, но с ее помощью Уилл выбрал для себя некий... кошачий костюм. Облегающее трико (точно ли я помню?) с пышным энергичным хвостом. Уилл примерял костюм при нас, выглядел он, как нечто среднее между Тигрой и Барышниковым. Мы с Кейт здорово повеселились, тыча в него пальцем и катаясь по полу. Это было смешно, особенно - возле трильяжа. Но они оба сказали, что смысл будущей вечеринки - именно смешной костюм.

  Мне нравилось смотреть, как Кейт смеется. Более того, мне нравилось ее смешить. И мне это хорошо удавалось. Очевидно, глупая сторона моей личности наладила связь с ее тщательно замаскированной глупой стороной. Когда я волновался, что Кейт заберет у меня Уилла, я утешал себя мыслями о том, как мы будем в будущем смеяться вместе, думал, как было бы прекрасно, если бы у меня была серьезная девушка, которая могла бы смеяться с нами. Возможно, это будет Челси.

  Я думал, что, может быть, смогу рассмешить Кейт своим костюмом.

  Но что это за костюм? Кем будет Гарольд? Это стало постоянной темой наших разговоров.

  В день вечеринки было решено, что я поеду в ближайшую деревню Нейлсворт в знаменитый магазин карнавальных костюмов. Конечно, там я что-нибудь найду.

  Всё как в тумане, но кое-что вспоминаю точно. В магазине был незабываемый запах. Помню резкий запах затхлости и плесени, подкрепляемый еще чем-то неопределенным, витавший в воздухе запах герметичного помещения - здесь лежали сотни пар брюк, которые тысячи людей носили несколько десятилетий.

  Я ходил по комнатам, тщательно проверял все вешалки, но не нашел ничего, что бы мне понравилось. Время заканчивалось, так что я выбрал два варианта.

  Форма британского пилота.

  И нацистская форма песочного цвета.

  Со свастикой на нарукавной повязке.

  И кепка.

  Я позвонил Уиллу и Кейт, спросил, что мне выбрать.

  Они посоветовали выбрать нацистскую форму.

  Я взял в аренду эту форму и дурацкие усы, вернулся домой. Примерил это всё. Они просто взвыли. Еще хуже, чем кошачий костюм Уилла! Еще смешнее!

  В этом ведь и смысл. .

  Но усы нужно было подравнять, так что я изрядно обрезал их по краям, превратил их в настоящие трусы Гитлера. И добавил галифе.

  Мы пошли на вечеринку, и никто там особо не присматривался к моему костюму. Все коренные жители и колонизаторы были заняты тем, что напивались и клеили друг друга. Никто не обращал на меня внимания, я счел это своей маленькой победой.

  Но кто-то нащелкал фотографий. Через несколько дней этот кто-то воспользовался шансом заработать деньги или неприятности и позвонил журналисту:

  - Сколько я получу за фотографии с недавней вечеринки с участием юных королевских отпрысков?

  Королевской жемчужиной среди фотографий он считал фотографию Уилла в кошачьем трико.

  Но журналист заметил кое-что другое. Эй, а это что? Запасной? В костюме нациста?

  Мне рассказывали, что они начали торговаться. Сошлись на цене в пять тысяч фунтов, и через несколько недель фотография появилась во всех газетах подлунного мира с аршинными заголовками:

   «Хайль Гарри!».

   «Наследник сбился с пути истинного».

   «Расплата принца за хайль».

  За этим последовала настоящая огненная буря, иногда я думал, что она сметет меня с лица земли. И чувствовал, что заслуживаю этого. В следующие несколько недель и месяцев бывали мгновения, когда я думал, что умру от стыда.

  Типичная реакция на фотографии: «И о чем он только думал?». Самый простой ответ: «Я не думал». Когда я увидел эти фотографии, сразу понял, что мой мозг выключился и, наверное, был выключен какое-то время. Мне хотелось ходить по всей Британии, стучаться во все двери и объяснять людям: «Я просто не думал. Я ничего плохого не хотел». Но это ни на что бы не повлияло. Суд был скор и суров. Я был признан тайным нацистом или слабоумным.

  Я бросился к Уиллу. Он мне сочувствовал, но мало что мог сказать в мою поддержку. Тогда я позвонил папе. К моему удивлению, папа был спокоен. Сначала мне это показалось подозрительным. Я подумал, что он, возможно, воспринимает этот мой кризис как очередную возможность для самопиара. В его словах было столько нежности и подлинного сочувствия, что я был обезоружен. И благодарен ему.

  Папа говорил всё, как есть:

  - Мальчик мой, как ты мог быть столь глуп?

  Мои щеки горели от стыда.

  - Я знаю, знаю.

  Но он быстро сказал, что помнит, как его публично поносили за грехи юности, а это несправедливо, потому что юность - это то время, когда человек по определению еще не завершен. Ты еще растешь, формируешься, учишься. Папа не уточнил, каковы были его юношеские унижения, но я знал. Его наиболее личные разговоры просачивались в прессу, его самые непродуманные замечания вызывали шумиху. Расспрашивали его бывших девушек, выставленные ими оценки его любовным способностям расходились по таблоидам, даже печатались в книгах. Папа знал об унижении всё.

  Он пообещал, что остервенение из-за этого инцидента рассеется, стыд исчезнет. Я был благодарен ему за это обещание, хотя знал, что это -