локтями, не обращая внимания на возмущенное ворчание и возгласы, а сама не сводила глаз с человека, спускавшегося с трапа нашего царского корабля, – такого внушительного и могучего по сравнению с остальными, что он казался символом богатства и власти, столь упоительных для Миноса.

С тех пор как мы виделись в последний раз, он стал выше, гораздо выше ростом, а улыбался все так же. Мой добродушный, ласковый Девкалион вернулся. И не успел ступить на пристань, как я с восторгом бросилась ему на шею – брат даже покачнулся слегка.

И рассмеялся.

– Федра!

– Как же хорошо, как хорошо, что ты вернулся! – только и пробормотала я, уткнувшись ему в грудь.

И почувствовала спиной тепло его прижавшейся ладони.

– Прости, что задержался. В Афины заходил по пути домой.

Я замерла, потом отпрянула.

– В Афины? Ты видел… видел Ариадну?

Едва решилась спросить, слова сходили с языка боязливо – сама себя не узнавала.

Девкалион помрачнел.

– Об Ариадне кое-что знаю. Во дворце расскажу, не здесь.

Он указал кивком на толчею, на воинов, стоявших по бокам, – брат мой уже привлекал любопытные, вопросительные взгляды. А потом толпа все поняла, встрепенулась, головы склонились, и громкая болтовня умолкла.

Каково это, хотелось спросить, – внушать такое почтение людям, которые столько лет тебя не видели, да и не знали о тебе ничего, кроме того, что ты царский сын, а не дочь. Но я спешила разузнать о сестре, к тому же испытывала большое облегчение, видя, что критяне не бунтуют, по крайней мере открыто, поэтому пошла рядом с ним, а стражники, обступив нас полукругом, гордо шествовали рядом.

– Что мать? – тихо спросил Девкалион по дороге. – Как она?

– Крепчает день ото дня, – ответила я, поразмыслив.

Может, прав был Радамант, когда там, у гробницы, взглянув на Пасифаю, заключил, что над останками Минотавра мать оплакивала все то, что с ней сотворили.

– Кажется, она понемногу обретает покой.

Чему, конечно, немало способствовало отсутствие Миноса, душителя и деспота. От него ни в одном закоулке дворца нельзя было скрыться, а теперь Пасифая наконец задышала свободнее.

Девкалион кивнул.

– Хорошо.

Я дивилась этой новой силе, от него исходившей, непринужденности, с которой он поднимался по истертым ступеням ко дворцу – своему собственному дворцу, по крайней мере на время. Когда мы подошли к просторной колоннаде у входа, советники, аристократы и слуги толпой повалили навстречу – наверняка часовые на стене предупредили их о прибытии Девкалиона, а еще размеренная громкая поступь его охраны, – однако брат взмахом руки всех отослал прочь.

– Государственные дела подождут, – заявил он. – Сначала с Федрой поговорю.

От этих слов, означавших, что брат – полная противоположность Миносу, я затрепетала. Девкалион повел меня в передние покои, безошибочно вспоминая расположение всех дворцовых ходов и закоулков, словно был здесь только вчера. Наконец мы остались наедине в прохладе мраморного зала, и теперь меня интересовало только одно.

– Так что Ариадна? – спросила я настойчиво.

Девкалион протяжно вздохнул. Взгляд его я не могла прочесть, но биение крови в жилах замедлилось, утихло в растянувшихся мгновениях. Я уж подумала, что дольше не выдержу, но он наконец заговорил.

– Ариадна мертва.

А я это уже поняла. Сестра моя, милая, доверчивая, отважная.

– Тесей мне все рассказал. Как они с Ариадной сговорились убить чудовище, как она ждала у Лабиринта. Той же ночью они бежали на Тесеевом корабле, остановились передохнуть на острове Наксос. Царевич был ранен, хотел перевязать плечо и немного оправиться. На острове афиняне разбили лагерь, но Ариадну Тесей разместил отдельно, дабы уберечь ее невинность. Утром пришел будить, а она лежит холодная – в крепких объятьях огромной змеи, убившей нашу сестру своим ядом. Тесей понял, что тварь эта послана богами, уж очень велика, но вступил с ней в схватку и победил. Они совершили погребальный обряд по всем правилам, заверил меня царевич, и только потом уплыли. По возвращении в Афины Тесей обратился к оракулу, и тот сказал, что эту змею на Ариадну натравила Артемида – в наказание за измену отцу и родному городу.

Девкалион тяжко вздохнул.

– С прискорбием сообщал Тесей такие вести, и мне, малышка Федра, тоже горько взваливать на тебя эту тяжесть.

Я задыхалась, давилась словами, не в силах исторгнуть их из горла. Кожу пощипывало, будто по мне муравьи ползали. Образ Ариадны не выходил из головы: лежит она в объятиях ядовитой змеи, закоченевшая – иссякла жизнь, еще совсем недавно, в день нашей последней встречи, румянившая ей щеки.

Проглотив наконец ком, я заговорила.

– Почему только ее? Почему ее одну наказали?

Девкалион утер рот.

– Она совершила преступление, Федра. Я понимаю почему, и все же она ослушалась Миноса и предала Крит. Тесей был нашим врагом, а Ариадна ему помогала.

– Нашим врагом? – воскликнул я не своим, высоким и нетвердым голосом. – Да он нас всех спас!

– Не буду отрицать, он очень помог, избавив нас от Минотавра и этой чудовищной жатвы. – Девкалион кивнул с серьезным видом. – И теперь я хочу с афинянами мира, обиды на них не держу.

– Но Ариадна за все расплатилась, – прошептала я.

Девкалион долго молчал.

– Не за все, Федра.

Я подняла глаза.

– Как это?

– Минос пропал и неизвестно когда вернется. Минотавра у нас теперь нет. Кносс захлестывают слухи о мятеже. Мы не можем сейчас враждовать с афинянами, но дважды забирали их детей и скармливали живьем чудовищу. И царевича афинского скормили бы, не убей он Минотавра, а потом потребовали бы новых жертв, и так без конца. Подружиться с Афинами будет непросто.

– Минотавра он только благодаря Ариадне убил!

Я воздержалась от дальнейших слов. По причинам, лишь ему известным, меня Тесей не изобличил. Может, от беспощадного взора Артемиды я ускользнула тоже.

– Это правда. – Взгляд Девкалиона был задумчив, тон рассудителен. – Афиняне увидят, что дети Миноса не такие, как он сам. Мы покажем им, что деспотизму отца конец, и тогда вместо заклятых врагов приобретем, вероятно, великих союзников. Но одних наших слов мало. Мы должны возместить ущерб, заслужить доверие. А прежде всего – избежать войны, ведь Крит и так на краю пропасти, чуть подтолкни – и рухнет в бездну хаоса.

– С чего бы афинянам нам доверять? – спросила я. И не представляя, что брат имеет в виду.

– Мы забрали двадцать восемь афинских детей и отправили в Лабиринт на съедение, – продолжил он. Спокойно, все тщательно взвешивая. – Я предложил Тесею отдать взамен наше чадо, но только одно.

Я застыла.

– Иными словами, Федра, выдать тебя замуж, когда достигнешь совершеннолетия. Критская царевна станет женой царя Афин. И тогда гнев