молодых мамочек, гуляющих с колясками по аллеям сквера, ни случайных прохожих, спешащих по своим делам.

Домой ехать не хотелось. Не понимала, как буду смотреть в глаза маме, зная о предательстве отца. Я никогда не умела лгать. «Просто не говори всей правды» – вспомнила я слова отца. Попробовала себя поставить на ее место. Однозначно сама бы я выбрала горькую правду сладкой лжи. Но такова ли мама? Готова ли женщина, жизнь которой крутится вокруг дома и семьи, остаться одна, без мужчины, с которым прожила полжизни? Обманутая и отвергнутая. Нет ни работы, которая могла бы ее отвлечь, ни какого-то серьезного хобби, которое бы успокоило ее страдания. Всё, чем она живет, уйдет в один миг. Нет, нельзя ей знать правду. По крайней мере, сейчас. Нужно ее подготовить. Найти ей интересное занятие. Вытащить из кокона, которым она обросла.

Я подумала, что она могла бы заняться репетиторством на дому или вернуться на работу в школу. Она давно не преподавала, но можно предложить ей пройти курсы по повышению квалификации, восстановить свои знания и устроиться работать в школу. Тетя Марина точно не откажет ей в помощи во всех ее начинаниях. Тем более что моя крестная неоднократно предлагала маме такой вариант. Но она почему-то отказывалась. Может, потому что не видела с нашей стороны поддержки? Ведь нам с отцом было комфортнее, когда мама дома. И косвенно мы сами виноваты, что загнали ее в кокон, который стал смыслом ее жизни. Но еще не поздно все исправить. Мама молода и владеет профессией, которая востребована на рынке труда, а потому есть возможность посвятить себя более увлекательному и многообразному занятию, чем домашнее хозяйство. Ей это точно понравится.

Я помню, как скрупулезно она проверяла мои домашние работы по русскому языку и литературе, и как ей было важно, чтобы я не допускала ошибок и хорошо владела текстом произведений школьной программы. А стихи – это вообще отдельная тема. Она с детства играла со мной в разные игры, направленные на развитие моего воображения, которое является основой для лучшего запоминания стихотворных строк, и одну из таких игр я помню до сих пор. Я должна была менять сюжетную линию в известных сказках. Так многострадальный Колобок выжил в хитрой «схватке» с лисой и даже стал ее закадычным другом, репка превратилась в карету для Золушки, а Маша навела в доме трех медведей порядок, сварила им новую кашу и поправила все смятые постели. Стихи действительно быстро запоминались, откладываясь в голове воображаемыми образами, а произведения великих классиков с печальным концом переписывались, пусть даже мысленно, до хэппи энда. Так что имейте в виду – Муму не утонула, а была спасена Золотой рыбкой, а Владимир Дубровский и Маша Троекурова все-таки поженились. Правда, спустя много лет, когда ее супруг умер.

Я снова подумала об отце. Можно ли его понять, простить и принять? Я трезво взглянула на их с мамой жизнь. Как он изо дня в день, из года в год приходил домой, мама его встречала – когда с упреками, что задержался на работе; когда с раздражением, что снова забыл о какой-то памятной дате, в редких случаях молча или с радостью. В ее заботе о нем сомневаться не приходилось – рубашки всегда были выстираны, выглажены, ужин приготовлен, дом убран. Отцу оставалось только поужинать и лечь спать. Ласка и нежность в их отношениях с годами стала менее заметной. Они мало разговаривали. Маму утомляли рассказы о больных детях. Она считала, что у женщин, которые соблюдали здоровый образ жизни во время беременности, ребенок никогда не заболеет раком. Отец не разделял ее мнение, статистика ему говорила о другом. Мама не сомневалась, что эта статистика притянута за уши самими мамашами, которые не сознавались в злоупотреблении алкоголем или курением на этапах беременности. К согласию в этом споре они не приходили и с годами перестали говорить про работу.

В свободное время мама смотрела сериалы, хотела обсуждать их с отцом, делиться своими переживаниями за героев, но его больше волновала история болезни его маленьких пациентов, чем выдуманные истории «киношных» персонажей. Он часто мыслями находился вне дома, не слышал, что ему говорят, о чем просят; мог отвечать невпопад или обычное «угу», когда требовался конкретный ответ. Маму раздражало это его «отсутствие во время присутствия». Она просила его отключаться мыслями от работы хотя бы дома, хотя бы на вечер, но его гиперболизированное чувство ответственности за своих пациентов не позволяло ему расслабиться, особенно когда были дети на последних стадиях развития заболевания. Он не уходил в отпуск надолго, максимально на две недели, иногда разбивал отпуска на несколько коротких, не желая отлучаться из клиники на длительное время. Мне кажется и этого бы он не делал, если бы мама постоянно его не пилила, что он уделяет своей дочери времени меньше, чем чужим детям.

Конечно, так было не всегда. Случались и спокойные времена, когда отец приходил вовремя, и не было тяжелых пациентов. Мы ездили в отпуска, вместе смотрели какой-нибудь фильм, папа смиренно слушал мамино щебетание и отвечал на вопросы «впопад». Но стоило ему задержаться или совершить любую оплошность, так раздражавшую маму, как все хорошее мгновенно забывалось и наступало время несовершенств. Отец не был скандальным человеком, поэтому страсти быстро утихали, и в отношениях наступал штиль. Но мама какое-то время еще продолжала обижаться на него.

Может ли все это быть оправданием поступку отца? Я представила, как в клинике появляется молодая симпатичная женщина, умная и грамотная, специалист в своем деле. Она сопереживает пациентам, разделяет отцовские чувства и готовность помочь каждому из них. Она не пилит его каждый день вопросами, почему он опоздал на работу, почему раньше с нее уходит. Они проводят вместе много времени, много говорят о работе, которую оба любят, живут одной целью. Это ли не счастье – найти родственную душу?

– Привет, – вдруг услышала я.

Это заставило меня вернуться из размышлений. Я не заметила, как ко мне подошел Шандор и замер около лавки.

– Привет, – обратив на него взгляд, сказала я. – Но мы сегодня уже здоровались.

Он щурился на солнце, но сквозь узкие щелки его глаз я сумела разглядеть беспокойство. Хотя нет, оно прописано не в его глазах. А в двух бороздках, пролегших между его бровей. Что случилось? Чем вызвана его тревога? Ах… Я все поняла. Я ведь плакала, и должно быть тушь размазалась.

Я отвернула голову от Шандора и стала утирать под глазами. На пальцах оставались черные следы.