Само собою, что раньше трех недель, может быть, Вам и неотдам. Впрочем, может быть, отдам и раньше. Во всяком случае, сижу один. Надуше скверно (я думал, будет сквернее), а главное, стыдно Вас беспокоить; нокогда тонешь, что делать.

Адрес мой: Wiesbaden, Hotel «Victoria», a M-r TheodoreDostoiewsky.

Ну что если Вас не будет в Баден-Бадене?

Ваш весь Ф. Достоевский.

— Глядите, шеф, тут примечание: «И. С. Тургенев выслалпятьдесят талеров, которые Ф. М. Достоевский снова проиграл на рулетке. Долгбыл возвращен лишь десять лет спустя, со скандалом». Хороши классики, а? Одинтипичный жмот, другой типичный кидала.

— Не совсем типичные. Они еще великие книгиписали, — рассеянно заметил Фандорин, барабаня пальцами по столу. —Ну-ка, включи запись. То место, где Морозов стишок читает.

Магнитофон глумливым голосишком продекламировал:

И сказал ему Му-му:

«Столько я не подниму,

Не хватает самому.

Так что, Феденька, уволь-ка,

Хочешь, дам тебе пол столько?

Но и только, но и только».

— Вот оно! Есть! — Николас стукнул секретаршу потвердому плечу — чуть не отшиб руку. — Тут имеется в виду ответ автора«Му-му» на просьбу из Висбадена. Требовалось разгадать, что такое «столько».Это число 100.

— Ну и фигли? — озадаченно посмотрела на шефаВаля. — В смысле, что это означает?

— Первый фрагмент разгадки. Тут интересно, что эточислительное. Что может начинаться с цифр? Код ячейки в камере хранения? Илисейфа? Надо позвонить Саше, спросить, не упоминал ли отец о каком-нибудьвокзале или банке.

Странно. Сашин телефон не отвечал. А ведь девочка жаловаласьна усталость и говорила, что никуда из дома не выйдет. Легла спать? Вроде бырано еще.

На душе стало неспокойно. Николас попробовал работатьдальше: несколько раз прокрутили запись до конца, совместными усилиямивосстановили всю сцену, до мельчайших подробностей — жесты Морозова, мимика,повороты головы. Но сосредоточиться не удавалось. Дальше числа 100 продвинутьсяне могли. Следующая фраза сумасшедшего была: «Потом посчитай его». Кого «его»?И как это «посчитай»?

Фандорин еще несколько раз звонил на Саввинский, синтервалом в пять минут. Телефон не отзывался.

— Мне это не нравится, — в конце концов невыдержал Ника. — Давай туда съездим. Если бы Саше надо было уйти, она быпозвонила, сказала. Она же знает, что мы тут сидим и пытаемся разгадать эту головоломку.

Поехали на метрокэбе, но за руль села Валя — она ездила поМоскве раза в два быстрее Фандорина, потому что не утруждала себя соблюдениемправил: могла погнать по встречной полосе, смело въезжала под «кирпич», а приособенно плотной пробке не стеснялась прокатиться и по тротуару. Такая манераезды выделялась даже на фоне привычного для Москвы автодорожного хамства, иобычно Ника жестоко ругал свою помощницу за варварство, но сейчас Валинанецивилизованность была кстати.

Не обращая внимания на запрещающие знаки, автомобиль рванулнапрямую, поперек Славянской площади, потом срезал еще один изрядный кусок,вторгнувшись на паркинг гостиницы «Россия», и нагло, на глазах у милиционера,нырнул под Москворецкий мост. Удивительнее всего было то, что Вале всё этосходило с рук. Милиционеру, например, она просто послала воздушный поцелуй — ислуживый лишь восхищенно покачал головой, свистеть не стал.

Сашина квартира по-прежнему не отвечала, прижимавший к ухутрубку Николас мрачнел всё больше. Он уже не сомневался: что-то случилось.

У Вали же рот не закрывался ни на секунду. За рулем онавечно болтала без умолку, напоминая Нике жителя Чукотки, который едет на оленяхпо бескрайней тундре и поет нескончаемую песню обо всем, что попадается ему подороге.

— Во козел, сам на «волге», а эмблему от «мерса»прифигачил. То есть, прицепил. Круто было бы наоборот: едешь на спортивном«мерсе», а на капоте олень, как знаете, с 21-ой «волги». Классная вещь… Ой,глядите, глядите: мужик на «мини», и, главное, гордый такой. Я понимаю, когдадевушка на мужской тачке, но когда мужчина на такой финтифлюшке катит — фи. Онбы еще в «смарткар» уселся. Сто процентов гомик. Я всегда их по машинамвычисляю. Вот у меня один знакомый…

— Давай скорей, а? — попросил Фандорин и включилрадио, чтобы не слышать Валиного потока сознания.

Да и отвык он как-то ездить без включенного радио. Смотретьтелевизор Ника давно уже перестал. Нечего стало. Новости по всем каналамодинаковые, шоу одноклеточные, ну а фильмы удобнее крутить с диска.

Ника вообще стал замечать, что российское радио, казалось,окончательно вытесненное телевидением, в последнее время вступает в эпохувозрождения. Одна из главных причин — поголовная автомобилизация. Каждый деньмиллионы людей в больших городах и на трассах тычут пальцем в кнопкиFM-диапазонов — и всякий может найти себе станцию по вкусу. Выросло целое«Поколение FM». Летом едешь с открытым окном, слушаешь музыку, несущуюся изсоседних машин, и сразу понимаешь, что за человек сидит за рулем. Скажи, какуючастоту ты слушаешь, и я скажу, кто ты.

Существует, правда, особая разновидность радиоманов, ккоторой причислял себя и Ника. Это люди, без конца перескакивающие со станциина станцию. Что-то вроде нервного тика.

Волна, на которую Фандорин угодил с первой попытки, носиластранное название «Узкое радио-2» и исполняла нечто удивительное:государственный гимн в джазовой обработке. «Россия, великая наша держава,у-у-у, Россия, священная наша страна, oh yeah», — подвывала певица сблюзовыми модуляциями.

— Уберите, тошнит, — попросила Валя. Никасогласился:

— Да, официоз с задушевинкой — это противно.

Переключился на либеральное «Ухо Москвы».

Там, как обычно, шла перебранка в прямом эфире спрозвонившимися радиослушателями.

«Я вижу, мадам, вы по-русски не понимаете, — гремелведущий, легко заглушая лепет собеседницы. — У вас в ушах, очевидно,бананы. Гудбай. Следующий звонок». «Из Йошкар-Олы я, меня зовут Венёй, —послышался ленивый, врастяжку голос. — Вот у меня такой вопрос к вам,мигрантам. Вы когда коренному населению долги думаете возвращать?»