Вопреки протестующему голосу его разума, зажатого в узкие рамки.

Он не владел собственным телом, его движениями руководила внешняя сила.

Таким его создал отец – теперь Гефест это понимал.

Как его братья и сестры и, вероятно, как все остальные члены Пантеона, он не имел свободной воли, не мог рассуждать независимо. Его мысли были тщательно огорожены, вставлены в заранее определенные рамки и упорядочены, ими манипулировали извне.

Гефест знал: в этом нет ничего божественного.

Потрясение, вызванное беспомощным наблюдением за собственными преступлениями, заставило его взглянуть в глаза фактам.

Он не бог.

Все они никакие не боги.

Все они воображали, будто обладают безграничными познаниями. Однако это оказался обман, призванный держать их в узде, способ отвлечь их внимание, предотвратить возникновение ненужных вопросов…

На самом деле божества ничего не знали о мире и его истории. Вероятно, они, как и сам Гефест, растеряли бо́льшую часть воспоминаний на протяжении долгих веков. Иначе как объяснить полное отсутствие у них памяти о прошлом, о жизни в древности, когда Земля еще была плодородна и населена людьми и другими разнообразными видами? Как объяснить, что они никогда не говорили между собой о том, как пробудились, и никогда не сомневались в своей так называемой божественной сущности?

Это Орион дергал их всех за ниточки, а они, как дураки, ему подчинялись – теперь это очевидно. Однако император тоже не тот, за кого себя выдает…

Гефест быстро огляделся по сторонам, нервничая все сильнее.

Вдалеке шагал один солдат, совершая привычный обход вокруг дворца, в то время как двое других дежурили перед главным входом, в нескольких сотнях метров от того места, где находился Гефест.

К счастью, армия рассеялась по всей Империи в поисках самого младшего сына Ориона. Многочисленные отряды прочесывали Стальной город, поделив его на сектора, а другие отправились в близлежащие города, а также столицы других королевств.

Гефест отчаянно надеялся, что Верлен и Сефиза сумеют сбежать и будут жить в безопасности.

Если верить Прозерпине, это сейчас важнее всего…

Однако Гефест не просто руководствовался рекомендациями возлюбленной: ему самому искренне хотелось, чтобы молодые люди спаслись, раз уж сам он не мог сбежать на край света с той, кого любил…

В любом случае прямо сейчас эти необычные перемещения армии давали Гефесту возможность действовать, хотя бы отчасти возместить ужасный урон, нанесенный им по причине неспособности воспротивиться приказам отца.

Гефест глубоко вздохнул, потом протянул руки вверх, в сторону металлических ветвей, заканчивавшихся острыми шипами. Он мысленно отметил всех людей, чьи сердца еще бились.

Сделав это, он собрался с силами и перехватил контроль над окружающей атмосферой. Наконец, прикрыв глаза под тяжестью чувства вины, он удалил кислород из легких казнимых, все еще цеплявшихся за жизнь. Послышались слабые стоны, затем все очень быстро стихло.

Смерть собрала свою кровавую жатву, хотя должна была сделать это много часов назад…

Гефест опустил руки, чувствуя безмерную горечь. Положив конец ужасным мучениям этих бедолаг, он испытал некоторое облегчение, однако чувство вины никуда не ушло, потому что он понимал, что виновен в смерти людей…

Следовало задушить их еще вчера, во время казни, перед тем как осужденных нанизали на шипы Дерева пыток. Поступив так, он избавил бы их от стольких страданий, гнусных и бессмысленных… Вот только в тот момент Гефест не мог действовать по-другому, его тело двигалось так, как предписал Орион. У него незаметно отняли право принимать решения.

Этот способ казни, придуманный его отцом, – не что иное, как отвратительный акт устрашения, призванный запугать население, дабы оно и думать не смело о мятеже, не допускало в свои мысли гнев, способный очистить умы людей от оцепенения. Однако даже спустя несколько веков, в течение которых применялось это наказание, распространенное на всю Империю, его эффективность оставалась под вопросом.

Какой в этом смысл? Почему император так упорствует в своем очевидном заблуждении?

И по какой причине он решил заставить своего старшего сына творить такие ужасы?

Какова же истинная природа Гефеста, если он физически не способен противоречить Ориону, подчиняется ему слепо, словно обычный имперский солдат с вживленными в мозг имплантами? Неужели в его теле тоже есть микросхемы и механизмы, управляющие его рефлексами?

Гефест резко мотнул головой, обрывая эту страшную мысль. Он сделал то, что должен был, и больше не может себе позволить оставаться в этом месте.

Он повернулся, намереваясь вернуться к себе, и взгляд его наткнулся на легионера, застывшего в нескольких метрах от него. Глаза человека были обращены к Гефесту и светились в темноте.

– Предполагалось, что ты не сможешь противиться моим приказам, – прогремел нечеловеческий голос, звучащий во множестве тональностей. Этот голос, исходивший из уст солдата, невозможно было спутать ни с одним другим. – Я знал, что в Соборе прячется еще один предатель. Я знал, что Верлен ни за что не сумел бы сбежать, не помоги ему какой-то могущественный член правительства. Ты хоть можешь представить весь масштаб своих ошибок?

Гефеста вдруг охватил страх, настолько сильный, что сдавило грудь; ему тоже стало не хватать воздуха.

Стражник со светящимися глазами медленно направился к Гефесту, а второй солдат тоже покинул свой пост возле дверей и зашагал к нему. Через секунду их примеру последовал третий часовой.

Зрачки легионеров были затянуты белой пленкой и светились неестественным светом. Все трое воскликнули в унисон:

– Это она, не так ли? Она сумела добраться до тебя и испортила тебя… Проклятие, но как же это ей удалось? Как она смогла приобрести такую силу и влияние, не обладая физическим воплощением?

«Она?»

Ну конечно, речь идет о той, чье имя Гефест не мог произнести. Эта неизвестная богиня, явившаяся ему во сне, в котором он увидел фрагмент давнего воспоминания, до поры до времени затерявшегося в глубинах его памяти…

«Янус. Ее звали Янус, постарайся больше этого не забывать, раз уж не можешь произнести ее имя вслух или записать где-нибудь…»

– Я должен был вечно подчиняться программе, да? – вырвалось у Гефеста. Он одновременно страшился того, что последует дальше, и жаждал узнать правду. – Именно поэтому мы, остальные боги, не