мы снова встретились после тех жутких испытаний, все, о чем он может говорить, – это созданный нами дурацкий робот?

Я, наверное, ослышалась…

Как он может быть таким бесчувственным?

Разве что…

Светящийся шар опустился, подлетел ко мне, и из него зазвучал чистый женский голос:

– Никто из ответственных лиц не соизволил выслушать мой аналитический прогноз. Спустя одну минуту с начала моего выступления я потеряла свободу действий. В настоящее время я нахожусь в секретной лаборатории в центре Атлантики, где уже несколько недель подвергаюсь многочисленным пыткам. Мое тело способно дать отпор моим мучителям и освободить меня, но моя программа не позволяет мне реагировать. Я не могу нападать ни на кого, кто напрямую непричастен к преступлениям против человечности, но никто из здесь присутствующих на сто процентов не соответствует этим условиям.

Голос искусственного интеллекта звучал на удивление напряженно. Сколь бы невероятным это ни казалось, факт оставался фактом: андроид явно выражала злость и горечь по отношению к несовершенствам своей программы. Вообще-то Янус не должна была испытывать какие бы то ни было эмоции. Предполагалось, что она сможет защитить свою жизнь и физическую неприкосновенность, но уж точно не должна была позволить захватить себя в плен и дать разобрать на части…

Я покачала головой, отказываясь слушать упреки обыкновенной машины.

Мы с Верленом не сумели спасти мир от него самого. Наш андроид оказался неспособен сделать что-либо, чтобы изменить роковую судьбу, нависшую над планетой.

И что теперь?

Разве наше предприятие не было изначально обречено на поражение?

Лично я с самого начала знала, что наша попытка неизбежно приведет к провалу, станет прозрачной каплей в чернильно-черном океане.

– Ты – не он, – громко заявила я. Я произносила эти слова и в настоящем мире, и в этом, пытаясь убедить саму себя. – Мне вообще не следовало приходить. Ты никогда не сможешь его заменить.

Я его потеряла.

Пришло время это признать…

Мне вдруг стало невыносимо видеть этот смехотворный аватар, жалкую виртуальную копию человека, которого я так любила.

Какой жестокий маскарад…

– Что ты хочешь сказать? – встревоженно спросил юноша, делая шаг вперед, так что мыски его сапог оказались в опасной близости от края реки. – Что-то не так?

Меня вдруг охватила неконтролируемая злоба; до боли сжав кулаки, я заорала во всю мощь легких:

– Ты серьезно у меня спрашиваешь, что не так?! Ты мертв, тупица! Проклятый цифровой придурок!

Он захлопал глазами, в точности копируя своего ныне покойного двойника.

– Сефиза… – потерянно проговорил он. – Исмахан… пожалуйста…

Меня захлестнул гнев, и я потеряла над собой контроль. Я яростно замахала руками и закричала на аватар Верлена:

– Ты меня бросил! Ты ушел и оставил меня одну, с агонизирующим миром на плечах, и хочешь, чтобы я нашла в себе силы продолжать борьбу, несмотря ни на что? Ты хочешь, чтобы я вела себя так, будто эта абсурдная виртуальная инсценировка настоящая, чтобы я отправилась в погоню за не пойми какой химерой? Извини, но это без меня. Не имеет значения, что ты допустил ошибки в своих проклятых настройках, – все это меня больше не касается.

С этими словами, все еще сидя в старом кресле Люка в реальности, я обеими руками схватилась за шлем и, сдернув его с головы, отбросила как можно дальше. Потом я рухнула на стол, сотрясаемая отчаянными рыданиями.

Мне было так же невыносимо больно, как в момент смерти Люка.

Не в силах больше терпеть эту пытку, я решила отринуть прошлое и вернуться в настоящее.

В мгновение ока я снова оказалась в хижине, которую построила высоко над землей, на одном из деревьев Леса Проклятых.

Верлен тоже вернулся. Без сомнения, он видел то же, что и я, потому что выглядел потрясенным, даже более взволнованным, чем я.

– Это был я, – признался он после непродолжительного молчания. – Не знаю, как это возможно, но в тот день я определенно был на своем берегу реки. Я прекрасно помню тот наш разговор…

Глава 21 

Гефест

Дрожа всем телом, Гефест поднял глаза и посмотрел на вершину Дерева пыток, снедаемый странным чувством, которому не мог подобрать названия. На стальных ветвях висели пронзенные острыми шипами осужденные, которых ему пришлось казнить накануне; около десяти человек из тридцати были еще живы. Несчастные бились в агонии, их предсмертные мучения все длились и длились.

«Это сделал я…»

«В этих ужасных преступлениях повинен не кто иной, как…»

«Я. И только я».

Ноги бога подкосились, и он опустился на колени пред лицом ужасных гнусностей, совершенных во имя его отца. Противостоять мятежникам и подавлять бунтарские движения – это одно, и совсем другое – хладнокровно убивать бедных людей в наказание за обычные мысли…

Взор Гефеста внезапно затуманился, окружающая ночная тьма окрасилась серебром, а в следующую секунду по его щекам покатились крупные слезы.

«Это и есть чувство вины?»

Так вот что за новая эмоция не давала ему покоя – оказывается, он способен на сожаления и раскаяние, несмотря на свою божественную природу, призванную избавить его от подобных неприятностей.

Гефест не должен был испытывать какие бы то ни было чувства. И все же прямо сейчас его мучила вина – в этом не было никаких сомнений.

Осуждать Верлена за его действия было легко, но оказаться на его месте – это совсем другое. Теперь Гефест понял, в каком невыносимом положении находился его брат.

И все же между ними существовала огромная разница.

Верлен был молод и долгое время очень невежественен, однако, будучи получеловеком, он никогда не был полностью лишен свободы воли.

Как Гефест мог на протяжении многих веков оставаться настолько слепым, как мог не понимать свою истинную природу? До этого трагического дня его заставляли подчиняться приказам, которые он в глубине души отказывался выполнять.

Инстинктивно Гефест изо всех сил сопротивлялся распоряжениям Ориона, а на самом деле выступал в роли послушной марионетки, приводил в исполнение приговоры против воли.

Вопреки своему желанию.