class="p1">Я могла бы отхлебнуть из чьего-нибудь бокала, никто и внимания не обратил бы, я могла бы попробовать спиртное, но не нуждалась в этом, потому что и так уже захмелела, и, совсем как мама, я улыбалась, не зная почему, а значит, еще немного – и тоже захихикаю, сама того не желая.

Так могло бы долго продолжаться, я не один час просидела бы, наблюдая за гостями, возможно в конце концов тоже бы выпила. Я раздумывала, какой бокал взять. Лучше тот, из которого долго не пили. Так оно все и было бы, и вечер закончился бы для меня совсем иначе, вот только я вдруг увидела на веранде две фигуры. Они бродили вдоль окна, заглядывали внутрь, и, кроме меня, их никто не замечал. Сердце заколотилось, мне захотелось показать на них, рассказать всем остальным, но тут дверь веранды распахнулась, и они ввалились внутрь, принеся с собой вечерний холод.

Гости обернулись, последней оглянулась мама, а пластинка на проигрывателе все крутилась. Свейн покрутил маму еще разок, но потом и он остановился.

Это были папа и Сёнстебё. Сёнстебё слегка пошатывался, папа крепко стоял на ногах, глядя на Свейна, на маму.

Я встала. Посмотрите на меня, думала я, не на него, а на меня. Надо заговорить, заговорить в полный голос, который так любит папа, наполнить голосом комнату, сказать что-то, и погромче, рассмешить их, и папу тоже, или – даже лучше – сказать что-то для него приятное. Однако я не издала ни звука.

Папа медленно двинулся через комнату – к Свейну, к маме. Свейн по-прежнему сжимал ее руку, но тут мама резко отняла ее.

Возможно, они что-то сказали друг другу, не помню. Возможно, мама говорила тихо и гневно, а папа – четко и холодно, а может, они просто стояли друг напротив друга, но потом папа протянул руку, совсем как Свейн недавно, и схватил маму за руку. Мама стояла, опустив руки, и явно не ожидала, что ее кто-то схватит. По крайней мере, явно не папа. Он схватил ее за руку, дернул, потянул к себе, прижал и начал танцевать.

Сёнстебё тоже танцевал, но двигал главным образом ногами, а еще корчил рожи и издавал всякие звуки. Что именно он изображает, я сразу поняла, – мамино поскуливание.

Произошло все это так стремительно, и Свейн что-то сказал папе, попытался помочь маме освободиться из папиных объятий, но мама не желала, чтобы ей помогали, она что-то тихо сказала Свейну, а все остальные молчали, и только музыка играла.

Свейн стоял, мама танцевала с папой, сперва он крепко стиснул ее, смотрелось ужасно, и я чуть не расплакалась, но и плакать не получилось. Папа все кружил маму, но тут опять подоспел Свейн, он вцепился в папу и что-то закричал, хотя мама ни звука не проронила. Отпускать ее папа не собирался, и тут откуда-то сбоку появился Сёнстебё. Он сжал кулак и впечатал его в Свейна, Свейн отшатнулся, однако на ногах удержался, не упал, он был крупный и сильный, я только теперь заметила. Кто-то закричал, но не я и не мама, папа все не отпускал ее, хотя они больше не танцевали, он остановился и прижал ее к себе, а она не сопротивлялась. Сёнстебё снова подошел к Свейну, тот не двигался с места, уходи, думала я, беги, но он все стоял, будто бы оскорбленный, словно не ожидал удара, по крайней мере точно не думал, что за первым ударом последует и второй. Но так оно и случилось, еще один удар, а папа прижимал маму к себе, точно в танце, и мама не противилась.

И опять, еще раз Сёнстебё кинулся на Свейна, но тут в гостиную кто-то вошел, еще один непрошеный гость, успела я подумать. Сначала я его не узнала, потому что он теперь учился в средней школе и я его довольно давно не видела, однако сейчас он стоял посреди комнаты, такой же высокий, как его отец. Но глаза его – беличьи глаза – были прежними.

Он назвал отца по имени – не папой или отцом, а по имени, и тогда Сёнстебё прекратил наконец драку, а папа, словно обжегшись, выпустил из рук маму.

– Поехали домой, – сказал Магнус отцу, – нам домой пора.

Ему было всего-то тринадцать, но держался он как взрослый, притягивал к себе взгляд, так что все на него смотрели, все взрослые повернулись к нему и ждали, будто ничего иного им не оставалось.

Магнус повернулся к двери, даже не удостоверившись, идет ли Сёнстебё следом, не поглядев, что делает папа. А они его все равно послушались, оба, и Сёнстебё, и папа, словно это Магнус был взрослым, а они – детьми.

И однако же, не дойдя до двери в коридор, Магнус обернулся. Не к ним, а ко мне.

– Привет, Сигне.

За весь вечер меня впервые назвали по имени.

Давид

Ни Лу, ни я – мы не спали. Там, в маленькой каморке с холщовыми стенами, мы были с ней вдвоем.

Дверь я занавесил простыней – хоть какое-то уединение получилось. Впрочем, нас все равно слышали.

Сухой тряпкой, найденной в подсобке, я вытер с пола рвоту. Хорошо бы, завтра мне дали воды, чтобы привести тут все в порядок. От пальцев у меня пахло. Да и от всего остального тоже. Но я привык. Принюхался.

И тут к запахам добавился еще один. Значит, с другого конца сейчас тоже польет.

– Я в туалет хочу! – закричала вдруг Лу. – Быстрей!

Она рванулась было к выходу, но я ее остановил.

– Давай в ведро, – скомандовал я.

– Не пойду на ведро.

– Мы до туалета не добежим.

Она растерянно замерла. Не знала, как поступить. А потом сморщилась и схватилась за живот. Похоже, терпеть сил больше не было. Сняв трусы, она согнула в коленях ноги. Голая, беспомощная, она нависла над ведром.

Я поддержал ее над ведром.

И все тотчас же началось. Хлынуло на дно ведра с громким хлюпаньем.

Судя по звукам, вокруг проснулись. Остальные все слышали. И считали это неприятным.

Мне стало стыдно, но я одернул себя. Какого хрена? Разве я в чем-то виноват? А уж кто точно не виноват, так это Лу.

Она села прямо на ведро. Ягодицы у нее были такие маленькие, что она едва не провалилась. Из нее вышло еще что-то.

Когда она наконец встала, от ведра сверху на бедрах остались отметины.

Я машинально подтер ее, хотя не делал этого уже два года как. Она сама захотела научиться.