Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туалетная бумага почти закончилась. Надо еще принести. Вот только когда я заходил в последний раз в туалет, туалетной бумаги там не было.
Я натянул на Лу трусы, и они свободно повисли у нее на бедрах. Я поднял ее. У меня в руках она почти утонула. Я уложил ее. Накрыл простыней. Лу заняла лишь крохотную часть койки.
Ведро на полу источало зловоние.
– Папа?
– Что?
– А вдруг мне еще захочется?
– Я пойду ведро вылью.
– А вдруг я не успею? Вдруг прямо в кровать наделаю?
– Все будет хорошо.
– Но вдруг?
Я достал мой единственный свитер и обвязал его Лу вокруг пояса и между ногами, как подгузник.
Позже ночью я рискнул и сбегал в медпункт. Знал, что там круглые сутки есть дежурный.
Но медпункт оказался заперт. И в окнах темно. Снаружи валялись два набитых мусором мешка. Один был разорван и перевернут, а по траве рядом рассыпались колпачки от шприцев и использованные бинты.
Лу стонала.
Ее снова и снова выворачивало, хотя выходила теперь лишь желтая слизь.
– Попей. – Я протянул ей чашку.
Но ей даже воды не хотелось.
– Не хочу, – всхлипывала она между спазмами.
– Так лучше будет, – уговаривал я, – лучше, когда водой тошнит, чем впустую надрываться.
То, что не выходило с одной стороны, выливалось с другой.
Запахи перемешались, и вскоре я перестал их различать.
Она засыпала, просыпалась, опять засыпала.
Каждый раз, когда она засыпала, я думал, что теперь-то уже эта напасть отступит.
Но она возвращалась. Как будто кто-то терзал ее желудок. Растягивал его, выкручивал. Словно в нее все глубже всаживали какой-то пыточный инструмент.
У нее и прежде бывали нелады с желудком. Но так сильно ее никогда не прихватывало. Я старался вспомнить, что в таких случаях делала Анна. Какие лекарства держала в аптечке. Активированный уголь. Лоперамид. Но у меня ничего этого не было. А пить Лу отказывалась.
У меня ничего нет. А у нее есть только я.
Анна. Ну где же ты? Какого же хрена ты бросила меня сейчас?
Шли часы. Я совсем измотался. В голове туман. Я боялся. И был начеку. Но следить за временем не получалось.
Я так и не понял, сколько времени прошло, пока не заметил, что свет сделался сероватым.
Снаружи донесся какой-то звук. Тихие шаги, стихшие прямо перед нашим отсеком.
Анна, подумал я. Пришла. Она здесь. Она слышала, как Лу плачет. Ее ребенок болен. Она не останется в стороне, когда болеет ее ребенок. Это Анна.
– Простите, – услышал я, – помощь нужна?
Голос был мужской.
Сперва меня кольнуло разочарование. А потом пришло облегчение. Просто потому, что кто-то пришел. Хоть кто-то.
Я отбросил простыню.
Пришел Франсис.
Он посмотрел на Лу. В глазах у него блеснули слезы.
– Я всю ночь ее слушал, – сказал он.
– Все остальные тоже, – ответил я.
– Да и плевать, – сказал он.
– Она от воды отказывается.
– Ты в медпункт ходил?
– Там заперто.
– А спал?
– Нет.
– Иди приляг на мою кровать. А я тут посижу.
– Нет.
– Давай иди.
– Я от нее не уйду.
– Ты же и так все услышишь.
Койка у него была аккуратно заправлена, словно он на ней и не спал.
Я осторожно лег поверх простыни. Старался не помять ее. И неподвижно лежал, пока не провалился в сон.
Из-за всхлипов Лу сны мне снились странные.
Я снова под водой. Я тону. Тьма надо мной все сгущается. Но я ничего не делаю, чтобы выбраться на поверхность.
Всхлипы доносились снизу, и я думал, что мне надо туда. Что утонуть – это правильно.
Что я хочу утонуть.
На свет меня вытащил голос Франсиса. Он пел для Лу.
Снаружи совсем рассвело. Обитатели ангара пробудились к жизни, но Лу я не слышал.
Я бросился к ним и остановился в дверях. Она спокойно спала.
– Поспи еще, – предложил Франсис.
– Хватит. – Я уселся рядом с ним.
Он взглянул на меня.
– Тебе бы поспать.
– Да обойдусь.
Я повернулся к Лу. Она лежала на спине, закинув руки наверх. Волосы разметались по подушке. Дышала она спокойно.
– Чудесный ребенок, – сказал Франсис.
– Да. Так и есть, – кивнул я.
– Повезло тебе.
– Да.
Я вспомнил, как он вытащил из мусорного ведра в медпункте бинт. Решил на память оставить? Единственное, что осталось?
– У вас тоже дочь есть? – спросил я. – Взрослая уже, да?
Франсис отвел взгляд.
– Дочь… Нет. Была дочь.
– Ох… Ох. Простите. Мои соболезнования.
Последнее слово далось мне с трудом. Не припомню, чтобы я прежде его произносил. Старомодное, ему в музее место. Но ничего не поделаешь, так принято.
– Грязная вода, – добавил он, – отравление. Так быстро все случилось.
Отравление. Так быстро. Быстро. И дочь умирает. Дочери умирают.
– Наверное, здесь то же самое, – выдавил я.
Франсис снова посмотрел на меня.
– Что ты сказал?
Я вздохнул и попытался говорить обычным голосом:
– Лу вчера воды глотнула. Из бака для дождевой воды. В одном саду нашли.
Ответил он не сразу. А потом медленно заговорил:
– Обычно все хорошо бывает. Моей дочке просто не повезло.
– Не повезло?
– Она совсем слабенькая была.
– Но Лу… Она такая худая.
Я положил руку ей на лоб.
– Она не очень горячая, как по-вашему? – спросил я.
– Я же ее не трогал, – сказал он, – просто рядом сидел.
– А проверьте. Пожалуйста.
Он провел здоровой рукой по лицу Лу.
– У нее жар.
– Правда?
– Но бывает и хуже.
– Честно?
– По-моему, у нее даже до тридцати девяти не дошло.
– Правда?
– Тридцать восемь и пять, не больше.
– Но она ничего не пьет.
– Ничего?
– Почти ничего.
– Все обойдется. – Он улыбнулся мне, как улыбаются мальчишке.
И я словно сделался маленьким. Я и есть мальчишка. А Франсис ровесник моего отца. Он мог бы быть моим отцом. Я почти пожалел, что он мне не отец.
– Вы вроде говорили, что из Перпиньяна родом? – спросил я.
– Да…
– А куда направляетесь? – спросил я.
– Я сюда хотел приехать.
– Вот и мы тоже. Нам тоже сюда надо было.
– А потом? – спросил он.
– Не знаю. Нам надо кое-кого дождаться. Мою жену. С сыном. Он еще совсем кроха. Его Огюст зовут. И ему всего год.
– Повезло тебе, – сказал он, – тебе есть кого ждать.
Прошел день. Франсис все время был где-то поблизости. Возле Лу мы с ним дежурили по очереди. Лучше ей не стало. Несколько раз мне удалось заставить ее попить. Но вода тут же выходила обратно.
Говорила она мало. С каждым часом она все сильнее отдалялась.
Я несколько раз бегал к медпункту, однако он