— Здравствуйте. Отец Кирилл говорит. Мы с матушкой приглашаем Вас с Марией отобедать нынче с нами.

— Добрый день. Спасибо, конечно, за приглашение, но у меня на сегодня другие планы, — сказал я, преодолевая зевоту. — Кроме того, мне надоели застолья. Тяжело. Возраст уже не тот. Да я, собственно, и раньше не был до них охоч.

— Понимаю. Но дело не в застолье. Хочу пообщаться с Вами. Лично. В непринужденной обстановке. А без соли-хлеба, как говорится, плохая беседа.

— Да я и морально не готов к такого рода общению. Хочу поработать в одиночестве, а то вдохновение пропадет.

— Ну какие у нас, пенсионеров, могут быть неотложные дела? Мы, слава Богу, заслужили право распоряжаться собственным временем по своему усмотрению. Так что отложите пока все планы и готовьтесь — минут через сорок я за Вами с Марией самолично заеду.

— Вот именно — заслужили. Кстати, и я, в том числе. Скажу Вам откровенно: без настроения собеседник из меня никудышный. Только день Вам испорчу, отнюдь того не желая. Так что не обессудьте.

Сближаться с Кириллом никак не входило в мои намерения. Наоборот, я стремился как можно дальше дистанцироваться, отчуждаться от него. Мне всегда испытывал трудности в общении с людьми, если они были мне несимпатичны или им был несимпатичен я. Из-за этого и работа моя часто страдала. Но сейчас, будучи на пенсии, я мог позволить себе общаться только с теми, в чьем обществе не испытывал дискомфорта. А в присутствии Кирилла мне всегда было неуютно. Притом с первого дня нашего знакомства. Никак не могу понять почему. Ведь он не сделал мне ничего плохого. К тому же о нем я не имел абсолютно никакой предварительной информации, никаких предустановок. Аналогичные чувства к нему испытывает, наверное, и Мариина Дамка — всегда люто рычит на него и лает до хрипоты.

Вошла Мария. Глядя на меня, она стояла, вытирая руки кухонным полотенцем.

— Отец Кирилл? — деловито спросила она.

— Да.

Мария молчала, ожидая от меня разъяснений. Услышав ее голос, Кирилл тоже умолк в ожидании дальнейшего развития нашего диалога. Через полминуты он снова заговорил:

— Там, я слышу, Мария рядом?

— Верно. Только вошла.

— Понимаю. Можно ее на минутку?

Я протянул ей мобильник.

— Здравствуйте, отче. Благословите, — как всегда ласково пропела она.

— Доброго здравия, Мария. Бог благословит. Тут мы с матушкой хотим Вас от чистого сердца на обед пригласить, а вот Артем Тимофеич почему-то упорно отказывается. Я сам за Вами приеду. И потом обратно отвезу, — четко донеслось из трубки.

— Спасибо, отче. Я поговорю с ним.

— А я пошел машину готовить. Так что до звонка.

— Пока, отче Кирилл.

Мария вернула мне мобильник.

— Ты что, всерьез отказываешься?

— Конечно.

— Но почему? Скоро обед, и я с удовольствием отдохну сегодня от кухни.

— Да отдыхай себе на здоровье. А я с радостью устрою разгрузочный день — попью чайку с бутербродом.

— Артем, зачем ты все переворачиваешь с ног на голову? Они ведь от души нас позвали. Нельзя обижать людей, тем более таких благочестивых, искренних и радушных.

— Я никого не обижаю. Ну нет, нет у меня настроения на застолье, ты это понимаешь? Имею я право поступать по собственному усмотрению? Хочешь с ними общаться — иди без меня. Тебя ведь отвезут и привезут, так почему бы нет?

— Твой отказ смахивает на плевок в лицо. Они не навязчивые, только первый раз нас пригласили. Брейся, пойдем.

— Не пойду. Мария, пожалуйста, оставь меня в покое.

Ее губы задрожали и глаза наполнились слезами.

— За что ты меня так унижаешь?.. Все думают, что мы идеальная пара…

Мария села в кресло и тихо заплакала. Этого я не ожидал. Я смолоду не переносил женских слез, и мне стало ее неописуемо жалко. Невольно вспомнились наши «сияния» и больно защемило сердце. Даже показалось, что мое прежнее чувство к ней снова начало возрождаться. Я подошел к креслу и нежно обнял ее за плечи, такую теплую и нежную, как тогда в лагере, когда мы были отрезаны от мира грозой, дождем и холодом. Она прижалась ко мне, не переставая плакать.

— Марийка… не плачь, умоляю тебя. Успокойся. Это приглашение не стоит твоих слез.

— Артем, я тебя впервые в жизни прошу — уважь меня, родной мой… Пойдем. Пожалуйста, сделай это для меня. Ну, что тебе стоит?

Она подняла голову и посмотрела на меня красными от слез глазами.

— Ладно… — сдался я. — Но помни, нельзя так. Знаешь, как я тебя люблю, и откровенно используешь мои чувства, манипулируешь мной, как хочешь.

Припав щекой к моей руке, Мария, не вытирая слез, одарила меня ласковым взглядом и сияющей улыбкой. Она снова была божественно прекрасной, и в душе у меня внезапно забил теплый, чистый родник. Возникло ощущение, будто я воскрес из мертвых.

XI

— Это что, коньяк или вино такое импортное? — спросила Мария, указав на красиво оформленную бутылку с напитком чайного цвета.

— Коньяк, конечно, — поспешила ответить Алла Ивановна, ставя на середину красиво сервированного стола двухлитровую бытыль с водой «София Киевская». — Заграничный: то ли английский, то ли немецкий, то ли какой там еще. Это отцу Кириллу один наш сослуживец по Афгану подарил — коммерсант теперь. А был таким боевым офицером — зягляденье.

Кирилл благословил ястие-питие. Все сели, и я, вооружившись очками, взял бутылку, чтобы прочесть этикетку.

— Что там читать? Все равно не поймете. Лучше открывайте да наливайте, — пробасил Кирилл.

— Авось что-нибудь разберу. Французский коньяк «Фрапен». Дорогой напиток по нашим временам. Очень.

— Вы, отче, Артема недооцениваете. Он знает французский, — скромно заметила Мария.

— Даже так? Ну, тогда пусть переведет, — снисходительно сказал он, едва заметно улыбнувшись.

— Попробую. Коньяк «Фрапен». Сокровище замка «Фонпино». Гранд Шампань.

Кирилл удивленно вздернул бровь.

— Это где же такой замок?

— Фамильный замок «Фонпино» древней винодельческой семьи Фрапен находится на Юго-западе Франции, в регионе Гранд Шампань, — пояснил я.

— Ну, тогда открывайте — попробуем, что оно за хитрый такой коньяк.

Мария отказалась от предложенного шампанского и налила в свою рюмку компота, а матушка — воды.

Коньяк был великолепен, и я смаковал его маленькими глоточками, наслаждаясь изысканным вкусом и ароматом. Кирилл единым духом осушил бокал и принялся за закуски. Настроение у него, подогретое приличной порцией коньяка, было развеселое.

Мария расхваливала кулинарное искусство Аллы Ивановны, а я, приличия ради, вежливо ей поддакивал. Женщины болтали о ценах, о нарядах, украшениях и прочей дребедени. Сидевший напротив меня Кирилл иногда отпускал солдафонские шуточки, исподтишка наблюдая за моей реакцией. Матушка тихонько его одергивала, а я делал вид,