окружающему. Напыщенность сквозила в обстановке кабинета, в его позе и манере держаться. Меня всегда раздражали напыщенность, самоуверенность и высокомерие. Я по возможности избегал общения с подобными людьми, но Рубикон был перейден, пути назад не было.

— Добрый день, Николай Фомич, — тихо пролепетал я.

— Здравствуйте. Проходите, садитесь, пожалуйста, поближе, — что я и сделал. — Вот так. Что там у Вас, — он посмотрел на лежащий перед ним листок, — уважаемый Артем Тимофеич?

У него дурно пахло изо рта, и я рефлекторно отпрянул. Стараясь держаться от него на расстоянии, я попытался изложить цель своего визита:

— Понимаете, Николай Фомич, у меня дело не совсем обычное. Вернее, совсем необычное…

— Короче, пожалуйста! В двух словах изложите суть! — бесцеремонно оборвал он мою преамбулу.

— Тогда скажу сразу все как есть. Только не сочтите меня сумасшедшим и не падайте в обморок…

— Я же сказал — короче! По сути! — выпалил мэр, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.

— Да я по сути. Видите ли, я обнаружил портал… точнее, шлюз с выходом… на другую планету…

Ошарашенный мэр презрительно посмотрел на меня и с нескрываемым сарказмом спросил:

— Да-а-а? И где же он находится?

От этих слов я угодил в глубокий ступор. Несомненно, он счел меня умалишенным. Какой ужас! Но отступать было некуда, и я пролепетал, как оправдывающийся школьник, которого уличили в подделке оценки в дневнике:

— В подвале моего дома… У меня дом… Собственный… По наследству достался. Вот фотографии — посмотрите. А лучше, если Вы самолично ко мне приедете. Там я все покажу, и Вы воочию убедитесь, что это чистая правда, хоть и звучит, конечно, весьма и весьма фантастично. Сами посмотрите… вот…

Я протянул мэру пачку фотографий. Он взял их с таким видом, словно сделал мне величайшее одолжение, и небрежно перебрал несколько штук, поверхностно скользнув по ним равнодушным взглядом.

— И этим Вы хотите меня удивить? — спросил он, отодвинув в мою сторону фотографии.

Нервно перебирая снимки, я наконец нашел тот, на котором во всем величии был запечатлен шлюз и я, стоящий у выходного проема, держащийся за стремянку.

— Вот, Николай Фомич, взгляните, пожалуйста.

Мэр нехотя взял фотографию, лениво повертел в руках, несколько раз посмотрел на меня, сверяя мое лицо с заснятым, криво усмехнулся и тут же вернул.

— Кажется, это вы. Ну и что?

— А то, что я стою у выхода из шлюза, причем на поверхности другой планеты! У нее два спутника и сутки — тридцать шесть часов. Это место, — я постучал пальцем по фотоснимку, — вблизи экватора, на большом острове. Он покрыт непроходимым лесом, где изобилие дичи, растут плодовые деревья, текут горные реки с чистейшей водой, которую можно пить, не опасаясь никакой заразы. В океане полно изумительной рыбы, моллюсков с жемчугом редчайшей красоты, креветок. На берег выходят крабы, некоторые из которых размером с большущий тазик, и бегают по девственным песчаным пляжам.

— Все, достаточно. Убедили. Посидите, пожалуйста, пару минут в приемной. Я поговорю кое с кем, и мы, думаю, решим Ваш вопрос.

Преисполненный оптимизма, я встал и направился было к двери, но мэр остановил меня повелительным окриком:

— Минуточку! Вернитесь! Фотокарточки заберите — пусть будут у вас.

Солнце спряталось за облако. В приемной стало прохладно. К тому же окно было распахнуто во всю ширь, и легкий весенний ветерок чуть заметно колебал шторы и беззвучно гулял по помещению. Регинин ноутбук был уже выключен, и она в ожидании разрешения откланяться ловко подпиливала себе ногти.

— Все? — спросила она, откладывая пилочку.

— По-моему, нет. Мне велено подождать несколько минут здесь, пока Николай Фомич как-то там подготовит решение моего вопроса.

В это время громко зазвучали аккорды сороковой симфонии Моцарта, и Регина поспешно вынула из косметички смартфон.

— Да? Сейчас заканчиваю. Я тогда позвоню. Что-что? Понимаешь, я не одна здесь. Минутку. Сейчас выйду.

Она вышла в коридор, и порыв сквозняка приоткрыл дверь кабинета Супрунова. Как видно, мэр этого не заметил, и я невольно подслушал его телефонную беседу.

«…да у меня лично все путем. Тут небольшая помощь требуется. Нет, именно по твоей части».

Последовала пауза. Как видно, говорили на противоположном конце линии, не давая нашему мэру слова вставить. Наконец он снова заговорил:

— Тут у меня посетитель сидит, с которым явно что-то не так. То ли какой ненормальный, то ли кем-то подослан с неизвестной целью. Скорее всего, очередной шизофреник. Помнишь того, что с пирамидами голову мне морочил? Оказался на учете в психушке. А этот очень похож на него. Нет, поведением. Говорит, у себя в подвале нашел выход на другую планету! Представляешь?

Николай Фомич противно захихикал, потом продолжил:

— Ты по своим каналам можешь по нему скоренько данные пробить? Готов? Слободянюк Артем Тимофеевич. Номер паспорта? Сейчас скажу. Где ж он у меня? Моя секретарша — девушка пунктуальная, все по форме регистрирует. Ага, вот! Набирай. Серия по буквам: Михаил — Роман. Номер: пять-два-шесть-восемь-четыре-восемь. Повтори. Все верно. Давай, я жду. Остаюсь на связи.

Так вон оно что! Он действительно счел мое сообщение бредом тихо помешанного и теперь еще, чего доброго, в психушку упечет. А туда только попади — до конца жизни потом не отмоешься. Надо сматываться отсюда подобру-поздорову, пока не увели под белы рученьки. Я подхватился и опрометью бросился к выходу.

На улице похолодало. Небо заволокло тучами и казалось, вот-вот хлынет дождь. Ветер усилился, но дул мне, слава Богу, в спину. Я медленно брел по елизаровским улицам и переулкам, осмысливая сложившуюся ситуацию.

Услышав откуда-то звонок, я поднял голову и только теперь заметил, что подошел к железнодорожному переезду. Поперек дороги опустился шлагбаум, и со стороны вокзала послышались прерывистые гудки тепловоза. К переезду шел товарный поезд, звякая буферами и громыхая пустыми вагонами. Черт! И здесь препятствие! Куда ни кинь — всюду клин. Все у меня идет шкеребертом, не по задуманному. Этот мэр в силу своей чванливости и скудоумия счел меня сумасшедшим. Скотина! А чего, собственно, можно было ожидать от подобного типа? Кто стремится к власти? Это в большинстве своем недоумки, не видящие дальше своего носа. И чем выше должность, тем более напористые, корыстолюбивые и алчные люди к ней прорываются. Такие ни перед чем не остановятся во имя достижения своей меркантильной цели. Стыд, честь и совесть для них только помехи. Так на что я, собственно, надеялся? Разве может такой человек поверить во что-то экстраординарное? Он, небось, за всю свою удачливую жизнь, преисполненную только карьеристских устремлений, ни одной художественной книги не прочитал, ни разу не был в опере,