Вытащенная на песок рыба неистово билась, подскакивала не ниже чем на полметра, стремясь добраться до воды. Я наваливался на нее всем телом, но она, измазывая меня слизью, всякий раз выскальзывала и продолжала прыгать. Кирилл схватил округлый камень и, улучив удобный момент, ударил ее по темени. Рыба рванулась еще раз, потом другой и, наконец, затихла.

— Вот это рыбка! — восторгалась Алла Ивановна. — Так швыряла бедного Артема Тимофеича! А как мы унесем ее домой?

— Послушаем, что Артем Тимофеич посоветует. Они с Марией уже все здесь знают. Верно?

— Не совсем. Таких монстров мы с ним еще не ловили.

Пока они дискутировали, я смыл с себя белесую слизь и, орудуя ножом, извлек из рыбьей плоти гарпун. Наш трофей тут же облепили неизвестно откуда взявшиеся многочисленные мухи. Непрерывно отгоняя нахальных насекомых, матушка, с трудом перекатывая рыбью тушу, завернула ее в пляжную подстилку.

Тем временем отлив обнажил прибрежные камни и на мокром песке оставил рыхлые горки буро-коричневых водорослей, распространяющих резкий запах йода. В них копошились небольшие рыбешки, ракообразные и еще Бог весть какие мелкие твари, отчего водоросли непрерывно шевелились.

— Дорогие мои, тут Вам не Крым и не черноморское побережье Кавказа. Здесь солнце злое, горячее. Наденьте срочно куртки, иначе обгорите так, что придется потом лежать в ожоговом отделении, — сказал я, помогая Кириллу оттащить рыбу в тень.

Кирилл тут же внял моему совету и накинул штормовку. Женщины также не заставили себя упрашивать.

— Интересно, который сейчас час? — неожиданно спохватилась Алла Ивановна.

Священник достал из кармана командирские часы и, взглянув на циферблат, присвистнул от удивления.

— Ничего себе! Четверть десятого вечера! А солнце еще так высоко.

— Здесь сутки на двенадцать часов длиннее земных… — начал было я пояснять, но Кирилл остановил меня.

— Да знаю, знаю, но все равно… непривычно как-то.

— А я-то думаю, отчего мне так есть захотелось? — сказала матушка, погладив себя по плоскому животу с глубоко втянутым пупком, и я невольно про себя отметил, что брюшной пресс у нее, как у молоденькой девушки. Как видно, в юности она серьезно занималась спортом.

Мария предложила собираться домой, и я одобрил ее инициативу.

— А не поужинать ли сначала? — предложила Алла Ивановна.

— Вот вернемся в Елизарово — там и поужинаем, — сказал отец Кирилл тоном, не терпящим возражений.

Рыбу, завернутую в подстилку, мы полили водой из пещерного озера и положили на дно коляски, предварительно устланное мокрой травой. Сверху также прикрыли слоем травы и отправились в обратный путь. К тому времени зной существенно ослаб. Повеял вечерний бриз. Идти было много легче, чем в полдень, но все устали и шли в основном молча.

На середине пути среди яркой зелени высокой травы паслось небольшое стадо коз.

— Эх, досада какая! Карабина не взял! — сказал я с сожалением.

— Не стоит сокрушаться, Артем Тимофеич. Успеете еще вдоволь наохотиться. В мясе у нас нужды сейчас нет, да и, насколько я понял, у Вас с Марией тоже. А просто так стрелять дичь совершенно ни к чему, — успокоил меня Кирилл.

Устыдившись своих слов, я замолчал. Ведь этот поп был абсолютно прав — нельзя без необходимости варварски расходовать какие бы то ни было ресурсы.

Местные сумерки застали нас у самого шлюза. Оглянувшись назад, я увидел две полные луны, висящие на востоке над пильчатым краем леса. Небо было уже сплошь усеяно мириадами звезд, ярких и крупных, как серебряные монеты.

— До чего удивительно — две луны сразу. И звезд много-премного… Как будто кто бриллианты по небу рассыпал… Только теперь я, наконец, поверила, что мы не на Земле, — усталым голосом сказала Алла Ивановна. — Аж оторопь берет…

В двенадцатом часу ночи мы вышли из подвала и сбросили, наконец, одежды, насквозь просоленные потом. Казалось, мы попали в рай. Кирилла пришлось облачить в мой банный халат, а матушку — в сарафан покойной тети Серафимы. Кое-как ополоснувшись, мы наспех поужинали и тут же отправились спать. Священнической чете я постелил в зале на широком раскладном диване, а мы с Марией легли в спальне. Для нас двоих кровать была узковатой, но все равно я уснул, едва коснувшись головой подушки.

Я стою в своем подвале спиной к шкафу покойной бабушки. Напротив меня у стеллажа с инструментами, опершись на верстак, стоит Кирилл. Рядом с ним — Алла Ивановна и Мария. Обе женщины улыбаются. Улыбка Марии, как всегда, обворожительна. Вокруг ходят незнакомые люди, заглядывая во все углы, осматривают стеллажи, верстак, шарят по ящикам. Моему возмущению нет предела. Я пытаюсь спросить, как они здесь оказались и кто им позволил нышпорить в моем подвале, но слова застревают в горле, и я всего лишь с трудом бормочу что-то невнятное. Слыша мой лепет, все дружно смеются. Меня трясет от гнева, но я не в силах даже пошевельнуться.

— А рыба, которую Артем подстрелил, великолепная. Верно, отец Кирилл? — спрашивает кто-то из дальнего угла.

— Что верно, то верно, — отвечает он, — рыбина, что надо. Но это не его, а моя добыча. Так, Артем?

Меня захлестывает волна возмущения. Подумать только, каков нахал! Так бесстыдно и нагло лжет!

— Ваша, отец Кирилл, потому что я Вам любезно уступил ее.

— Да-да, так оно, кажется, и было, — ничтоже сумняшеся отвечает он. — Прости, что не успел поблагодарить за оказанную любезность. Сейчас исправлю свою ошибку и воздам тебе должное.

Воистину нет предела его наглости! Да он мальчишка против меня и еще смеет так со мной разговаривать, к тому же на «ты». Цинично улыбаясь, он подходит и единым толчком беспардонно усаживает меня на грязный колченогий стул. Я пытаюсь подхватиться, но он придерживает меня за плечи и плюет сверху на голову. Тяжелый обильный плевок шлепается мне на темя. Вязкая зловонная слюна стекает на мое лицо, затекает в глаза. Все развязно смеются, Мария тоже.

Ценой невероятных усилий мне удается встать и схватить со стеллажной полки баллончик с краской. Все присутствующие смеются громче прежнего, дуреют от смеха. Понимая, что соотношение физических сил явно не в мою пользу, я все же решаю наказать зарвавшегося негодяя и прыскаю ему в лицо из баллончика. На его губы, растянутые в наглой улыбке, нос, щеки и белоснежную сорочку ложится рваное пятно краски, черной-пречерной. Даже сажа не бывает такой чернющей. Смех мгновенно смолкает. В подвале воцаряется мертвенная тишина. Кирилл жмурится, закрывает лицо руками и, опустив голову, заходится резким и громким кашлем. Мария с Аллой Ивановной подбегают к нему и что-то кричат в ужасе. Я