Ольга искренне сказала, что нет, и он, кажется, обиделся.

Почти вплотную за ними из-за блокпоста выдвинулась грязнаямашина неизвестной марки, и их водитель сильно крутанул руль, чтобы несцепиться с ней бамперами.

– Идиоты, твою мать! Ну кто так ездит!

Ольга оглянулась, чтобы посмотреть, кто, и в грязной машинеразглядела Масуда, того самого корреспондента “Аль Джазиры”, о котором онитолько что говорили.

Ничего странного или зловещего не могло быть в этомсовпадении – мало ли журналистов проезжают после дневных трудов именно черезэтот блокпост! – но тем не менее случайная встреча показалась Ольге и зловещей,и странной.

Или это не он?..

Трудно было разглядеть как следует – ночь, темень, и лобовоестекло той машины заляпано засохшей грязью.

Обогнув шлагбаум, они кое-как выбрались на дорогу и поехалив сторону города. Грязная машина чуть приотстала и покатила за ними, взметаяпыль, клубившуюся в свете мощных фар.

Впрочем, отсюда в город вела только одна дорога.

Бахрушин посмотрел верстку – в компьютере не осталосьникаких следов сообщения, оставленного Храбровой неизвестным.

Бессмысленно было искать, но он все-таки поискал, даже вовчерашнюю заглянул.

Алина стояла над ним и, кажется, не дышала.

До эфира оставалось меньше часа, и ей давно пора в редакцию.Зданович нервничал – ведущая пропала! – и несколько раз звонил, пока Бахрушинравнодушным голосом не велел ему заниматься своими делами.

Зданович обиделся, но звонить перестал – все знали, когда уБахрушина равнодушный голос, значит, дела плохи.

– Ну что, Алеш?

– Что, что! Ничего! Зачем ты сообщение удалила?!

– Ну, прости меня, ну, я дура, – быстро проговорила она. –Но я правда не могла этого видеть. В моем собственном компьютере, впрограмме!..

– Да, – повторил Бахрушин. – В программе.

Компьютеры “Новостей” объединялись в общую систему подзвучным названием New Star, и вся редакция работала в ней. У каждогосотрудника, от самого последнего корреспондента до директора информации былнекий пароль, который следовало ввести, чтобы войти в систему. Пароли жесткоконтролировались службой безопасности – федеральный эфир, штука ли!

Запрещено было использовать в качестве пароля дату своегорождения или, например, девичью фамилию.

Считалось, что это слишком легко.

Каждый выпуск “Новостей” готовился в New Star – редакторчитал информацию, пришедшую на ленту, выбирал самую интересную и вводил вкомпьютер под своим номером. Чем ближе к эфиру, тем больше становилось такихсообщений. В течение дня данные несколько раз уточнялись, менялись, расширялись,и редактор корректировал их в компьютерной верстке.

После чего главный сменный редактор просматривал сообщения,оставлял два или три действительно важных и правил их сам. Потом версткусмотрел ведущий и еще раз правил “под себя” – под свой стиль ведения иособенности речи. Например, Гриша Масленников, ведущий одиннадцатичасовоговыпуска, терпеть не мог шипящих и свистящих, и ему как-то удавалосьпереписывать текст так, что в нем не было ни одной буквы “ш” или “ц”. УХрабровой не имелось никаких особенностей речи, Алина говорила, как дикторвремен Анны Шиловой и Юрия Левитана, и она поправляла текст лишь слегка, делалаего более красивым и звучным.

После ведущего текст еще раз, последний, смотрел Бахрушин,изменял что-то и утверждал.

Именно с этим текстом новостная бригада выходила в эфир.Некоторые особо важные сообщения сразу писали Зданович или Бахрушин, и тогда вверстке до самого эфира зияли дыры.

“Последний день председательства Хавьера Соланы пишет 001” –это означало, что заметку в верстку пишет Бахрушин и она появится в текстетолько за полчаса до эфира.

У каждого из них, помимо паролей, были персональные номера,начиная с 001, бахрушинского, – практически как партбилет у Ильича.

– Под чьим номером тебе оставили сообщение, ты тоже,конечно, не посмотрела?

Бахрушин отвернулся от компьютера и поднял к ней голову. Онбыл очень раздражен и даже не скрывал этого. Алине стало не по себе.

Она ожидала сочувствия, может, понимания, может, мужскогоучастия, дескать, бедная девочка, совсем ее затравили, вон какие гадкиесообщения пишут, мало того, что снимают плохо и вообще всякие подлостивыделывают! Бахрушин старый друг, и ему можно было пожаловаться, надеясь именнона это.

Он вышел из себя, и только.

Никакого сочувствия, понимания и такта.

– Нет, Алеш. Не посмотрела. Ты понимаешь, это такая ужаснаягадость…

– Я знаю только, что ты не оставила никаких следов, – сказалон злобно. – Неизвестно зачем ты усложнила мне жизнь, а этой сволочи, котораятебе цидулы пишет, наоборот, облегчила!

Они помолчали. Бахрушин открыл позавчерашнюю верстку и беглоее просмотрел. Никаких следов там не нашлось, конечно.

Дождь за окошком шумел, бесконечный, безнадежный. Изприоткрытой створки тянуло осенним московским холодом, поздним вечером иавтомобильным перегаром. Дверь в приемную была распахнута. Марина давно ушла,но телевизор работал, так у них заведено.

На огромном и плоском плазменном экране Настя Каменскаязадумчиво ходила по кабинету, натягивая на замерзшие ладони рукава свитера, аее бравый начальник – имя Алина позабыла – энергично чесал бровь.

Все люди давно по домам, варят сосиски и сопереживают Насте,которая опять не поехала в отпуск, и ее муж, ангел божий, кажется, вот-вот еебросит. Все люди давно по домам и уже выкинули из головы проблемы и заботырабочего дня – завтра, все завтра!.. А пока собственная квартира, закрытаядверь – весь мир остался за этой дверью, и туда ему и дорога! – разношенныетапки, любимый халат, а может, ветхие джинсы, протертые до дыр на всехвозможных и невозможных местах, Настин муж, дай бог такого каждой! И сосискибулькают в кастрюльке, и шут с ней, с диетой, и не забыть бы достать сантресолей осенние ботинки, и дождь шумит, к утру нальет лужи, и на город ляжетвлажный туман, и автомобильные фары желтыми пятнами расплывутся в нем, и воздухбудет холодный, густой и вкусный, и желтый лист поплывет по дрожащей, словно вознобе, воде.

Осень – время возвращения в берлогу.

Алине тоже очень хотелось в берлогу. И чтобы мама позвонилаи долго утешала, и чтобы отец взял трубку и энергично загремел о том, что “там,на этом вашем телевидении, все давно с ума посходили!”, и чтобы чайник шумел икартошка жарилась на сковородке.