Вот поэтому Ольга никогда не говорила ему, что любит его.Все ей казалось, что он этим “воспользуется”, а дать ему в руки такую властьнад собой она была не в силах. Теперь она понимала, как это глупо!

Сегодня же перед эфиром она скажет ему, что жить без него неможет, что непременно умрет, если только он посмеет разлюбить ее!

Ей вдруг представилась аппаратная, и шум прямого эфира, иобморочные голоса, и разноцветные полосы на мониторах, и часы с обратнымотсчетом – “время пошло, всем внимание!”. И Бахрушин у дальней стены, синийсвет отражается в очках, выражения лица не разобрать, и глаз не видно. КостяЗданович в наушниках, операторы, замершие за камерами, – такой привычный, такойзнакомый, такой упоительный, сложный мир!

– Ники, нам в гостиницу надо заехать, у нас там кассеты.

– Нет там у нас никаких кассет, я все забрал.

Ольга умилилась:

– Умница ты моя!

– Я умница, но не твоя, – объявил он, притормаживая передбудкой со шлагбаумом. Из нее почему-то никто не вышел. Иногда это означало, чтоможно проехать и без проверки. Правда, не было никаких гарантий, что вслед неначнут стрелять.

– А чья ты умница, Ники?

– Ничья. – Он еще постоял немного перед шлагбаумом, потомрезко надавил на газ и сразу сильно забрал вправо, на всякий случай. – Я сам посебе. Я никого не трогаю, примус починяю, и меня тоже никто не трогает.

– С тоски помрешь.

– Не помру. У меня дел полно.

Все это было очень похоже на ее собственную жизненнуюпозицию – должно быть, Ники такой же трус, как и она сама. Жаль только,поговорить с ним “о жизни и любви” никогда не удавалось. Он решительно ни о чемтаком не разговаривал – переводил все в шутку или просто не отвечал.

Возле следующего поста оказалось много машин, и это былоплохим признаком. Значит, чьи-то документы вызвали у стражей порядка “законныеподозрения”.

Небось будут шмонать долго. Значит, проверяют по одноймашине – задирают коврики, копаются в “бардачках”, открывают багажники.

Всей этой затеи хватит как раз до утра.

Ники протиснулся между двумя “Тойотами”, ткнул “ровер” рыломв чей-то бампер, и они посмотрели друг на друга.

– Ну что?..

– Что, что! Опоздаем на эфир, и все дела!

Ольга лихорадочно соображала. Опоздание на эфир – худший изкошмаров, который только может приключиться с телевизионным журналистом.

– Ники, я сейчас с кем-нибудь уеду в ACTED, здесь навернякаполно журналистов. Кто-нибудь да подвезет, кто уже контроль прошел. Заберукассеты. А ты подъедешь.

Оператор молча смотрел на нее – идея ему явно не нравилась.

– Все равно другого выхода нет, – сказала она быстро. – Ну,придумай что-нибудь, если можешь!

Он еще помолчал немного, а потом признался:

– Не могу.

– Ну, значит, так и поступим.

Она открыла дверь и стала выбираться из машины.

Холодный и пыльный враждебный ветер дунул в салон, и волосына руках моментально встали дыбом. Через пять минут начнут мелко клацать зубы,а еще через десять ни останется ни одной связной мысли, только холод, холод,добравшийся до самых костей.

Именно в Афганистане она поняла, что значит замерзнуть доэтих самых костей.

– Только ты мне должен сказать, что я нашим перегоняю, а чтоты для англичан оставляешь.

Ники тоже вылез и вытащил с заднего сиденья рюкзак. Онсердито сопел – не любил, когда в его кассетах копались чужие, хоть бы даже иОльга.

– Значит, так. Все новое видео на этих двух кассетах. Вот сэтой можешь брать все, что тебе нужно, а на этой примерно с шестнадцатой минутыя снимал для англичан. Поняла?

– Поняла.

Кажется, он едва удержался от того, чтобы не сказать:“Повтори!”

– Ты их только не перепутай! У них разные номера.

Вот, смотри.

– Ники, я же не вчера родилась! А рюкзак? Сам привезешь, илимне забрать?

– Да что ты будешь с ним таскаться! Привезу, конечно.

– Тогда все. Пошли.

Они довольно быстро нашли машину, которая ехала в ACTED, ижурналисты были знакомые – Вадим Грохотов с “Российского радио” и двакорреспондента Первого канала. Ольгу им брать не хотелось – у них было полноаппаратуры, места в машине мало, а ехать еще довольно далеко, – но отказать онитоже не могли.

Корпоративная причастность, взаимовыручка и всякое такое.Кроме того, Вадим знал Бахрушина еще с давних радийных времен и был в курсе,конечно, что Ольга его жена, да и отвязаться от настырного Ники не было никакойвозможности.

– Говорят, вы на север собрались? – спросил один из ребят сПервого канала, пока разбирались, кто куда садится, чтобы все поместились.

– Кто говорит?

– Мне Борейко сказал. А что? Соврал?

– Я этому Борейке уши надеру, – пообещал Ники.

– Мы еще точно не знаем ничего.

– Да ладно, Оль, ну что ты! Сказала бы как есть, и дело сконцом!

– Да правда ничего не известно! Едет кто-то из “АльДжазиры”, ну, и мы хотим пристроиться.

Они ей не поверили, и это было совершенно очевидно ипочему-то очень обидно.

– А кто из “Аль Джазиры”?

– Масуд. Знаете?

Они переглянулись – как будто знали что-то такое, что неположено было знать Ольге, и странное предчувствие беды тоненькой струйкойвползло в мозг. Откуда?

Бомба не падает дважды в одну воронку, а сегодняшняя воронкауже занята – теми, кто выпрыгнул из “Тойоты” и “уазика” на горной дороге.

Внезапно ей очень захотелось остаться с Ники.

Так захотелось, что она стала судорожно придумывать предлогдля этого. Она что-нибудь сочинила бы, если бы не эти ребята, Вадим и двое сПервого канала.

Если бы она осталась, они точно решили бы, что она истеричкаи дура.

– Поехали, у нас тоже ночью перегон!

Перегоном называлась отправка через спутник видео в“Останкино”. Потом из этого материала в Москве смонтируют сюжет и покажут вновостях – все очень технологично.

Ники захлопнул за ней дверь, и, прижатая, она оказаласьпочти на коленях у Вадима Грохотова, который немедленно стал щипать ее за бок идурашливо спрашивать, хорошо ли ей, приятно ли.