– Я знала, что ты все еще любишь ее, – заключаю я наконец.

– Она – моя дочь, – вот и все, что говорит ворона, отворачиваясь от меня. Она набрасывает на плечи свое оперение, но пока не превращается. Пока нет. Она стоит, опустив голову, и видит маленького ребенка в палатке в то, давнее время.

– Почему ты ушла?

– Я хотела ее защитить, – слышу я тихий шепот. – Хотела защитить себя. – Она поворачивается ко мне, устремив странным образом свой взгляд внутрь себя. – Неужели у меня был выбор? Я хотела взять ее с собой, но она была слишком юна, чтобы стать вороной. А для меня это был единственный выход из того ада. Поэтому я ушла и обещала вернуться, как только она станет достаточно взрослой. Чтобы забрать ее ко мне. К нам. – На мгновение в шахте воцаряется мертвая тишина, так, будто вороны все вместе что-то вспоминают. – Но она исчезла.

– Она была в колодезном мире.

– Я решила…

– …что она мертва.

Ворона кивает и склоняет голову набок. Она так похожа на птиц вокруг нас, и мне интересно, сколько в ней осталось от человека, которым эта женщина когда-то была. Или она уже успела стать вороной до мозга костей, сердцем и душой. Со всеми этими перьями.

– Она тебе снится? – спрашиваю я, не успев себя остановить.

– Каждую ночь.

Я закрываю глаза и слышу смех Элль. Слышу ее крик.

– Это когда-нибудь перестанет болеть?

– Никогда.

Я сглатываю, затем киваю.

– Хагравен отпустит меня?

Вначале она медлит, затем качает головой.

– Нет.

Высоко вверху я слышу далекие взмахи крыльев птиц, возвращающихся домой. Они возвращаются. Хагравен – с ними. Две женщины-вороны тоже это слышат. Они поднимают головы и смотрят вверх. Это тот самый момент. Единственный шанс. Мой последний.

Я проскальзываю между ними и, прежде чем они понимают, что я делаю, проваливаюсь через открытую дверь клетки в шахту. Вслед мне летит их карканье. Я вижу, как они устремляются за мной, черным роем поднимаясь с решеток и клеток, балок и стен, падают вниз следом. Следом за мной. Они льются в шахту бесконечным водопадом. Черным потоком. Мимо меня с шипением свистят факелы, пламя – лишь слабое дуновение в сгустившемся воздухе. Я падаю, падаю все глубже и глубже. Все во мне кричит.

Я могла бы закрыть глаза и отдаться ощущению невесомости. В ожидании конца на дне земли. Раздробленная на части. Наконец-то. Похороненная в птичьем помете и перьях.

Я слышу крик сестры. Она устремляется ко мне вместе с другими воронами. Она крупнее и сильнее. Я чувствую ее силу.

Королева открывает глаза, оборачивается и снимает с плеч красное пальто. Оно отстает от меня, то вздымаясь, то медленно опускаясь вниз, будто не знает, куда ему деваться – без своей хозяйки. Мои руки держат оперение, оно жаждет слиться со мной, въесться в мою кожу и стать со мной одним целым. Глаза Хагравен расширяются.

– Нет, – выдыхает она, когда я в падении натягиваю на себя оперение. Боль ужасна. Перья вонзаются в мою плоть, пожирая меня. Я сбрасываю свою броню, она рвется, отслаивается от меня. Как и пальто, она остается в воздухе, разодранная на тысячу кусочков. Они танцуют позади меня, словно черный шлейф, словно я горю. Я сгораю. Все во мне горит.

Пока мое тело сопротивляется превращению, стая остается позади. Мы приближаемся к точке, с которой они не могут и не должны лететь дальше. Только Хагравен следует за мной в моей смертельной агонии.

Но вот – все кончено. Я расправляю руки – нет, крылья, и чувствую в себе силу. Чувствую ветер. Королева во мне визжит.

Я легко превращаюсь, и мое падение сразу меняется. Я уворачиваюсь, скольжу меж балками. Хагравен прямо позади меня. Я слышу, как трепещет ее сердце, а мое кричит от радости. Я свободна!

Только воздух и я в нем. Я больше не падаю. Я контролирую. Позади меня слышны крики Хагравен. Крики ярости, крики бешенства.

Поймай, ну, поймай же меня!

И она хочет это сделать. Ее когти едва не касаются меня. Я скольжу меж двумя клетками, она следует сразу за мной. Я сильна, мое желание неуемно, моя жажда свободы сокрушительна, но она – Хагравен. Никто не летает лучше нее.

Наши когти сцепляются друг с другом, и я вижу ее отчаяние. Она хочет остановить меня. Любой ценой.

Почему?

– Отпусти меня! – кричу я, когда мы, покачиваясь, разворачиваемся в сторону дна шахты. – Просто позволь мне уйти!

Она не отвечает. Она держится изо всех сил. Крепко держит меня, и пока мы, как безумные, кружим друг против друга, мне кажется, что она хочет умереть вместе со мной. Она и я. Вместе. Потому что она любит меня. Потому что я – королева. Ее сестра. Я вижу в ее взгляде одиночество. Мы были сестрами. Там, в башне, на лесной поляне. Мы смеялись и играли. Я носила ее на спине, показывала ей звезды. Что же случилось?

– Я боюсь.

– Почему? – спрашиваю я маленькую девочку с почти черными глазами.

Но она не отвечает, только крепче прижимается ко мне. Остальные дети уже спят. Я пою колыбельную, ту, что пела мне моя мама. Ту, что тысячу лет спустя вновь спою для маленького ребенка. Девчушка в моих объятиях расслабляется. Крепко прижавшись к моему сердцу, она засыпает. Продолжая тихонько напевать, я снова укладываю ее на подушки и убираю со лба черные волосы.

– Сладких снов, моя голубка!

Затем поднимаюсь и вот я стою в круглом зале с кроватями, расположенными в виде лучей. По одному для каждого ребенка-феи. Я иду вдоль кроватей. Целую каждый лоб, желаю сладких снов, оставляю их почивать. И только уложив двенадцатое дитя-фею спать, направляюсь к лестнице и иду вверх по бесконечным ступеням. Она ждет меня наверху. Так же, как ждет меня каждый вечер.

Она стоит у окна, смотрит на улицу. Я сажусь рядом с ней. Пандора мерцает в последнем вечернем свете. Сверкают реки, сияют поля, верхушки деревьев поют свою всенощную песню.

– Он выглядит таким спокойным и безмятежным, этот мир. Правда?

– Да, правда, – соглашаюсь я, опираясь на раму рядом с ней, – но это не так.

– Особенно для нас, – говорит она.

– Особенно для нас, – повторяю я.

– Люди, они приближаются. Защитных чар леса недостаточно. Они начинают ориентироваться, используют камни, чтобы прокладывать свой путь, а потом возвращаются и проникают еще глубже. – Она вздыхает, на мгновение закрывает глаза.

– Камни? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Белые мерцающие камешки со дна реки. Так они находят дорогу.

Я задумчиво смотрю на лес.

– Они думают, что могут победить нас. Они не знают, с кем имеют дело.