Я нащупываю пальцами осколок, тяну. Пытаюсь вытащить его, но он застрял. Он не шевелится. Он один мешает мне, держит в плену.

Я освобождаю тело от брони, смотрю на тонкий кристалл льда, торчащий из моей плоти. Начинаю ногтями соскабливать кожу вокруг занозы. Первые царапины доставляют мне адскую боль, я задыхаюсь, одной рукой цепляюсь за прутья решетки, другой продолжаю неумолимо царапать и ковырять. Пальцы становятся влажными. Я чувствую тепло крови, ее запах. Я стону, закрываю глаза. Королева ждет. Ждет своего спасения.

Да, выпусти меня, освободи меня, спаси меня.

Мой палец проникает в плоть, находит кость, ищет конец осколка. Но его нет. Я засовываю палец глубже в грудь. Все глубже и глубже. Боль нарастает. Она омывает меня горячей волной, увлекая за собой. Рука на решетке, и только Королева внутри меня поддерживает мое тело в вертикальном положении. Все кружится, все колеблется. Рана горит. Мой палец вкручивается в плоть все глубже, я ощущаю первое ребро, ощущаю кость.

– О нет, – задыхаюсь я, потому что осколок проходит дальше, мимо ребра, прямо в сердце. Глубже я не полезу. Повинуясь ужасному порыву, я стискиваю зубы и нажимаю на осколок, изо всех сил отталкиваю его в сторону. Я кричу, кричу сквозь зубы, и мой крик тысячекратно отдается от стен шахты, эхом заполняет ее. Кончик отламывается. Я слышу его треск, чувствую боль, когда он врезается в мою плоть. А потом у меня получается схватить его, выдернуть трясущейся рукой. И вот он лежит, истекая кровью, на моей дрожащей ладони. Перед глазами темнеет. Мне плохо. Я цепляюсь за прутья решетки, но все качается, все вращается перед глазами. Я оседаю на пол клетки. Почти падаю. Но даже когда я лежу без движения, мир продолжает качаться. Мое сердце истекает кровью. Обломанный кончик осколка лежит у меня в руке. А потом все вокруг становится черным.

– Она мертва?

– Она еще дышит?

Кто-то переворачивает меня. Я задыхаюсь, чувствую вкус крови на своем языке. Мне плохо. Голова кружится.

– Она жива.

– Но… все залито кровью.

Я моргаю, пытаясь разобрать, где верх, где низ. Мир качается перед глазами.

– Очнись! – касается кто-то моего лица. Руки прохладные. Утешающие.

– Она будет в бешенстве, если она умрет! – восклицает кто-то. – Мы должны позаботиться о ней.

– Она не умрет.

– Взгляни на нее!

Я моргаю, борясь с тенями и тошнотой, подступившей к самому горлу, которая туманит мне голову. Откатываюсь в сторону, все катится, все вертится. Меня рвет. Я отплевываюсь, задыхаюсь.

Руки держат меня, убирают волосы с лица. Я слышу, как кто-то шепчет какие-то слова, пока моя тошнота не утихает. Я снова оседаю вниз, откидываюсь в мягкие объятия из перьев.

– Так-то лучше, – шепчет голос.

– Не забывай, кто она! – шипит кто-то.

Я открываю веки, смотрю на потолок клетки, вижу ворон, сидящих повсюду вокруг меня: на прутьях, на балках. Они наблюдают за мной… и за теми двумя фигурами, которые со мной.

– Она жива, пойдем!

Медленно поворачиваю голову, ищу источник слов, нахожу его.

Одна из женщин смотрит на меня враждебными глазами. Она боится, потому что знает, кто я такая. Все они это знают. Даже та, другая, которая держит меня на руках. Оперение, словно жидкий огонь, черными волнами стекает с ее плеч, отражая отблески свечей. Я пытаюсь выпрямиться, и женщина, улыбаясь, помогает мне. Ее глаза мерцают. Лицо, ее лицо. Такое знакомое.

– Я знаю, кто ты, – шепчу я.

– Я – ворона, – просто отвечает она, но ее улыбка замирает.

Вокруг нас каркают птицы. Они нервничают.

– Твоя рана… она быстро заживет, осколок знает, как себя защитить, – объясняет она мне и начинает стирать кровь. Изодранная кожа на моей груди начинает мягко мерцать.

– И что это значит? – спрашиваю я.

– Ты не можешь вытащить его.

Королева смеется. «Только две вещи могут растопить его, – вспоминаю я слова Ледяной ведьмы. – Огонь дракона и слезы истинной любви».

И вдруг до меня доходит пугающее осознание того, что я заперта здесь навсегда.

В клетке. В бесконечной шахте, у которой нет ни начала, ни конца.

– Что там – внизу? – спрашиваю я, глядя вниз.

– Никто не знает, – признается ворона. – Никто никогда не залетал достаточно глубоко, чтобы раскрыть тайну шахты. Только Хагравен… только она знает.

Я вытягиваю руку, осколок выскальзывает из моих пропитанных кровью пальцев, опускается в бесконечную тьму. Я слушаю, как он падает. Долго. Очень долго. Без конца.

– Мы должны привести Хагравен, – хрипит вторая ворона, подозрительно косясь на меня.

Две молодые птицы поднимаются, расправляют свои большие черные крылья, и, едва не задев клетку, поднимаются по спирали вверх. Они приведут ее. Но когда она придет, меня здесь уже не будет.

– Почему ты оставила ее? – тихо спрашиваю я.

Первая ворона застывает рядом со мной. Ее руки на мгновение задерживаются над моей раной и снова продолжают ее очищать.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Она была еще ребенком.

– Ты ее знаешь? – колеблясь, ворона смотрит на меня. Во взгляде – любопытство, боль, но еще – надежда. Она бросила своего ребенка. Она не такая, как я, потому что я никогда бы не ушла.

– Однажды она спасла меня, и все же именно она является причиной того, что сейчас я здесь.

– Ольга? – шепчет она. – Она жива?

– Да.

На миг она закрывает глаза. Я вижу, как появляется и исчезает мерцающая слеза.

– Расскажи мне о ней.

Давай, расскажи ей о женщине, которая ненавидит тебя, которая убила бы тебя, если бы только могла. Да, она спасла тебя, потому что он попросил ее об этом. Потому что она готова для него на все, для мужчины, который ее не любит и не полюбит никогда. Так же, как ее собственный отец никогда не любил ее!

Королева смеется.

Расскажи ей о предательстве Ольги!

– Ольга – золотое дитя.

– Она… – Ворона умолкает.

– Она упала в колодец, сбежала от отца. Она обрела мир без страданий и задержалась там надолго. И все же она так и не стала такой, как остальные. Может быть, потому что к тому времени успела испытать слишком много страданий?

Я рассказываю ей об Ольге, о ее манере говорить, о том, как ее глаза то мерцают золотым блеском, то нет. Я рассказываю о ней, и о золотых детях, и про охотников на ведьм на мельнице. Даже про самого охотника на ведьм. Только о предательстве я не говорю.

Глаза вороны, так похожие на глаза Ольги, впиваются в меня. Она впитывает каждое слово, я вижу, как она бережно сохраняет все это в своем сердце.