Джим тихо смеется:

– Ты слишком красива, чтобы сидеть с таким грустным лицом. Скажи мне, что тебя так огорчает?

Прежде чем я успеваю это предотвратить, он, утешая, кладет ладонь мне на щеку. И странно тронутая этим непривычным жестом, я на мгновение закрываю глаза и отдаюсь этому чувству. Когда в последний раз кто-то относился ко мне чисто по-дружески? Когда мне было позволено быть слабой, когда я могла на кого-то опереться?

– Что бы это ни было, все не может быть настолько плохо, – шепчет Джим совсем близко от меня. – Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Он улыбается мне. Ведьме. Королеве фей, которая тиранила этот мир и продолжает это делать. Он не узнает меня. Так же, как и все остальные. Потому что никто не видит волка под обличьем Красной Шапочки. Красота – коварный обман, и он поддается ему так же, как и все остальные. Я вкладываю свои пальцы в ладонь ничего не подозревающего мужчины. Он уводит меня, ведет Королеву прочь.

Прочь от прилавка и теней, к винтовой деревянной лестнице посреди комнаты. Я иду за ним, вверх по скрипучим ступеням. Слышу, как ветер бьется о стены, слышу, как он стонет и смеется.

Он не такой, как Северный ветер Ледяной ведьмы. Он веселый и капризный, полон жизненной энергии.

– Идем же, – зовет Джим, не выпуская моей руки из своих теплых пальцев. Мы взбираемся все выше и выше. Мимо ответвляющихся коридоров, вверх, до самого конца. Теплое сияние устилает путь. Фонарь. И вот мы на месте.

Я вхожу в маленькую комнатку на самом верху постоялого двора с маяком посередине и сквозь большие стекла смотрю на надвигающуюся ночь. Молнии вспыхивают среди черно-фиолетовых облаков, рисуя призрачные схемы и силуэты, будто отражение некой божественной войны.

Позади, на горизонте, далеко-далеко на западе, последние лучи солнца пробиваются сквозь нагромождение туч, окунают море в золотистый свет и искрятся на бурных волнах.

– Разве это не прекрасно? – спрашивает он.

– Да, – выдыхаю я и кладу руку на тусклое, покрытое солевым налетом стекло, чувствую силу ветра, его жажду жизни.

– Обычно в это время русалки танцуют в последних лучах солнца, – шепчет Джим у меня за спиной, – но в последние несколько дней их почему-то не видно.

Я подавляю стон и смотрю на мерцающее озеро, туда, где они должны танцевать, купаться и жить… Джим, кажется, чувствует мое горе. Он кладет руку мне на плечо, разворачивает к себе и притягивает в объятия. Мне не удается устоять перед этим нежным прикосновением, перед этим утешением. Прислонив голову к его плечу, я отдаюсь непривычной близости. Она иная, не та, что с охотником на ведьм. Успокаивающая. Дружеская. Утешающая.

– Почему тебе так грустно? – спрашивает Джим, легко обнимая меня. – Кто тебя так обидел?

– Никто, – тихо отвечаю я. Никто. И тут я слышу на лестнице шаги. Охотник на ведьм, он идет сюда. Конечно, это он. Я медленно высвобождаюсь из объятий Джима.

Но это не он. Это Ольга.

Она странно смотрит на меня поверх перил, ее глаза блестят, рука на рукоятке ножа, с которым она никогда не расстается. Джим переводит взгляд с нее на меня, между нами возникает невысказанный вопрос.

Бросаю последний взгляд назад, на бушующее осиротевшее море, и следую за Ольгой. Она не выпускает меня из виду. Она осторожна. Кому-то же надо быть осторожным. Ведь я – зло.

Я не могу не рассмеяться. Сначала тихо, едва слышно, потом громче. Я хихикаю, смех рвется из меня. Я хватаюсь рукой за перила и держусь за них, пока смех растет и распространяется по моему телу.

– Что с тобой? – шипит Ольга.

– Ничего, – смеюсь я и, держась за перила, опускаюсь на ступеньку. Мне нужно сесть, я хватаю ртом воздух, задыхаюсь. – Ничего, – повторяю я и закрываю глаза. Всего-навсего проклятая ирония судьбы. Она хочет обречь меня на гибель. Хочет направить меня. Я должна убить своих сестер, а если не хочу этого, то должна отправить к ним охотника на ведьм, чтобы он сделал это вместо меня. Это его единственная цель. Его предназначение. Мое и его. Мы объединились, чтобы убивать. Мы несем смерть.

– Так не должно быть, – шепчу я, и смех оставляет меня. – Так быть не должно. – Я глубоко вдыхаю и открываю глаза. Он стоит там, рядом с Ольгой.

Замкнутый и враждебный.

Я еще чувствую тепло смеха, пьянящее, обманчивое счастье. Я чувствую боль в животе, когда смотрю ему в глаза.

Конечно, феи могут любить.

«Я люблю тебя», – хочу прошептать я. И почти уверена, что он знает об этом, знает уже давно. Но он ничего не говорит, он просто стоит там, захваченный тисками судьбы. Пойманный и загнанный. Пора от нее освободиться.

– Где она? – спрашиваю я. Ольга хмурит брови.

– Где кто? – спрашивает она в ответ.

– Где Провидица?

Я чувствую, как Джим за моей спиной застывает. Его страх настолько ощутим, что его можно пощупать руками. Одно имя ведьмы – и они начинают источать этот запах, люди начинают пахнуть страхом. Странно, но прежде мне нравился этот запах. Но сегодня?..

– Где Провидица? – твердым голосом повторяю я. Во взгляде охотника на ведьм начинают плясать зеленые искорки. Черный цвет смягчается. – Я знаю, вы встречались с ней в лагере разбойников. Я знаю, что вы работаете с ней. Что ж, мне нужно ее увидеть.

– Зачем? – одно-единственное слово. Его голос теплый и благотворный.

– Чтобы понять, – спокойно отвечаю я.

Ольга снова хмурит брови.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Зачем я здесь? – прерываю я, глядя только на него. – Она выдала тебе крысиную песенку, приказала тебе убить двух моих сестер, чтобы разбудить меня. Теперь я здесь, а другие феи гибнут. Все они умирают из-за тебя и меня. Почему? Почему она хочет этого? Мы все должны умереть? Мир, освобожденный от фей? Это ее цель? – Я перевожу взгляд с Ольги на него. – Зачем ей это нужно? Для чего?

Сначала я думаю, что он ничего не ответит, но потом он говорит, и в первый момент мне кажется, что я ослышалась.

– Что?

– У нее нет выбора, – повторяет он.

– Кто мог ее заставить? – риторически спрашиваю я. – Нет никого могущественнее фей.

Но охотник на ведьм только смотрит на меня, он не отвечает, хотя я уверена, что он знает ответ.

– Почему она приказала тебе охотиться вместе со мной? – спрашиваю я.

– Она ничего мне не приказала!

Я качаю головой, но оставляю это при себе. Он не верит в судьбу, и все же он связан с ней, как никто другой.

– Ты хочешь убить всех фей?

Он кивает.

– И Провидицу?

После недолгого колебания он кивает во второй раз. Он желает охотиться, все еще желает. Но – больше нет.