Голос Ольги дрожит, он сочится презрением:

– Ты – позор. Позор для всех разбойников. Мне стыдно, что во мне течет кровь труса! Какое счастье, что мама не видит, что с тобой стало!

– Не смей говорить о своей матери! – вопит Фридберт.

– Я слишком долго молчала!

– Заткни пасть!

– Нет, отец, потому что то, что я тебе сейчас скажу, я должна была сказать гораздо раньше: мама не умерла. Она сбежала – от тебя! Потому что она не выносила твоего присутствия, твоих шлюх, твоих празднеств, твоего высокомерия. И я сейчас тоже уйду. И не вернусь!

– Она не…?

– Нет! – холодно восклицает Ольга, но голос ее отягощает грусть. – Когда вороны напали на нас тогда, много лет назад, ты оставил ее в палатке, плачущей и истекающей кровью. Помнишь? Помнишь, как она плакала, когда ты ее ударил? Ты был пьян, как это часто бывает. А она была недостаточно хороша для тебя. Так же, как никто другой не был достаточно хорош для тебя! И я тоже. Ты даже не заметил, что я была с тобой в палатке. Ты меня не видел. Но я – видела. Видела, как ты ее изнасиловал.

В глазах Ольги блестят слезы сдерживаемой ярости. Беспомощный гнев ребенка. Она похожа на меня. Я ловлю каждое слово, когда она рассказывает о страданиях своей матери. Мужчины вокруг нас опустили головы. Они смотрят в землю, они делают вид, что ничего не слышат, и все же – прислушиваются к каждому слову. И отец Ольги тоже.

– Она рыдала. Я не смела к ней подойти, потому что она еще не сказала секретного слова, которое позволило бы мне выйти из укрытия. Секретного слова, которое говорило: отец ушел, все в безопасности. Но она его не сказала. И пока я ждала, они пришли и напали на нас. Вороны, они пришли в нашу палатку. Не знаю, чего они хотели. Знаю только, что мама вскочила и начала их умолять взять нас с собой. Избавить от этой жалкой жизни. Избавить от тебя. И они это сделали. Они дали ей перья. Дали крылья… – Голос Ольги становится тонким и ломким. – А мне – нет.

– Ольга, – хрипло шепчет отец.

Он не видит, как я подвигаю оперение ногой. Никто не видит. Потому что все они в ловушке страданий Ольги и вины Фридберта. А потом становится слишком поздно: вороны позади меня выпрямляются. Они расправляют свои грозные крылья и мощными взмахами поднимаются в воздух. Разбойники ревут, кто-то визжит, и вороны бросаются на Фридберта. Я слышу щелканье клювов, затихающие всхлипы грубого вождя разбойников.

Охотник на ведьм хватает меня за руку и тащит между палатками. Ольга следует за нами, ее взгляд затуманен слезами. И я понимаю, что она идет с нами, чтобы не оставаться здесь.

– Теперь ты знаешь, – слышу я ее всхлипы, – почему я выбрала колодезный мир: я выбрала покой.

Вместо того чтобы тут же покинуть лагерь, мы направляемся к палатке. Охотник на ведьм подталкивает меня ко входу.

– Жди здесь.

– Почему? – спрашиваю я и вижу, как Ольга исчезает за двумя палатками дальше. Издалека до нас доносятся глухие крики разбойников.

– Иди в палатку! – приказывает он и следует за Ольгой.

Я вижу, как он приподнимает брезент палатки, в которую несколькими мгновениями раньше вошла Ольга. На мгновение мне кажется, будто я вижу золотые и красные ленты.

Провидица?

– Странно, не правда ли? Всюду она сует свой нос.

Я разворачиваюсь. Посреди комнаты, на своем ковре, стоит могол. Его глаза мерцают, он улыбается.

– Вы?

– Я.

– Зачем вы здесь? – Нерешительно вхожу внутрь, опуская за собой брезент и закрывая палаточный городок со всеми его беженцами и разбойниками.

– О, я здесь из чистого любопытства.

Я пристально смотрю на него.

– Не веришь? Ну, я вряд ли могу тебя в этом винить. Но это правда. По крайней мере, отчасти. – Он подмигивает. – Я много слышал о самой могущественной из фей, тебя знали даже за горами. Но люди здесь и сейчас, похоже, забыли о тебе. Они считают тебя чем-то вроде мифа.

Я фыркаю. Его улыбка остается неизменной.

– Самая могущественная из фей.

Я поднимаю руки, ощущаю его магию. Она горячая, чужая, и я не могу призвать ее, не могу схватить, как магию моих сестер. Я просто чувствую, как она окружает меня, такое ощущение, что она меня ласкает.

– Прекратите!

Он смеется, но вместо того, чтобы отозвать магию, продолжает ласкать меня. Я растираю свои руки, ощущая его всей своей кожей. Он благоухает корицей, все благоухает корицей и жаром.

– Мне нравится, – тихо говорит он. – Обычно я касаюсь своих женщин руками, с тобой могло бы быть точно так же. – Он долго смотрит на меня. Его взгляд сияет. – Ты чувствуешь меня.

– Я чувствую вашу магию.

– Разве это не одно и то же? – Он снова смеется и подходит ко мне. Его магия танцует на моих руках, прокрадывается вверх по шее, а оттуда – к моим губам. Они начинают покалывать. – Я почти жалею, что не принял предложение твоих сестер. Ночь с тобой – пусть ты и не девственница – кажется мне заманчивой.

– Почему девственницы? – спрашиваю я, судорожно игнорируя покалывание на губах. Он полностью сосредоточен на моих губах. Будто хочет меня поцеловать… Он соблазняет меня, он дразнит меня.

– Мне нравится быть первым и последним, – только и говорит он и вдруг оказывается совсем рядом со мной.

– Зачем вы здесь? – повторяю я свой вопрос. Королева во мне странно молчалива. Я почти скучаю по ней.

– Чтобы предупредить тебя, но, возможно… – туманно молвит он, наклоняясь ко мне. Он высок. Его глаза сверкают.

– Возможно? – приподнимаю бровь.

– Возможно, и так знаешь то, что я тебе скажу.

– Говорите! – требую я.

Он кивает и отпускает магию с моих губ.

Я вздыхаю с облегчением. Тихо смеясь, он делает шаг в сторону. Пока говорит, он очень медленно ходит вокруг меня. Я сопротивляюсь импульсу повернуться, игнорирую его магию, которая мягко касается меня руками, словно не может полностью прервать контакт.

– Хагравен хочет поймать тебя и запереть в золотую клетку. Остальные ничего не знают о ее планах. За исключением Провидицы, потому что все это, возможно, является частью ее плана. – Он останавливается позади меня, я чувствую его теплое дыхание на моей шее, затем медленно идет дальше. – Она встречается с охотником на ведьм. Кстати, привлекательный мужчина, но немного ниже тебя по положению.

– Что ей от него нужно? – игнорирую я его комментарий.

– Конечно, она направляет его, так же, как направляла с самого начала.

– Поэтому…

– Поэтому он пока и не убил тебя, – завершает он. – Она запретила ему.

Хмурясь, я смотрю на могола, снова стоящего передо мной с полуулыбкой, которая обещает раскрыть темные тайны, и глазами, в которых живет тень.