– Вот ты где, – шепчет она. – Вот ты где.

В следующее мгновение они налетают со всех сторон, вырываются из темноты и, как ураган, обрушиваются на обнаженное тело. Меня оттесняют назад. Когти и клювы, шум крыльев. Я не могу вздохнуть, цепляюсь за нож, мою единственную опору, колю каждого ворона, что попадается мне на глаза, но лезвие ножа рассекает лишь воздух. Потом птицы исчезают, а вместе с ними – и раненая женщина. Хлопанье крыльев стихает на горизонте. Женщины Фридберта начинают плакать. Вокруг раздаются вопли и стоны.

Мертвых нужно накрывать, раненых – лечить.

Я стою на поле боя, и единственный след черных воинов небес – мерцающее оперение в моих руках.

Шатаясь, возвращаюсь обратно к столу. Прислоняюсь к нему, наполняю легкие воздухом. Пытаюсь дышать. Вдох – выдох. Я чувствую запах смерти. Запах смерти повсюду. Вдох – выдох. Я чувствую вкус страха. Кислый и горький, он лежит на моем языке, наполняет рот. Мне плохо. И боль, я чувствую всю эту боль. Глаза горят. Я поспешно вытираю слезы.

Женщины Фридберта рыдают. Они крепко обнимают друг друга, раскачиваясь в общем страдании.

Как сестры…

– Хагравен, – шепчу я, проводя дрожащими пальцами по пропитанному кровью оперению. Затем я засовываю его вместе с ножом под свое красное пальто.

Ольга ходит по площади с факелом, нагибается ко всем изувеченным телам, ищет сердцебиение и тихое дыхание. «Почти все они мертвы», – хочу сказать я, но знаю, что она будет продолжать поиски среди всех этих потерянных людей, до тех пор, пока не убедится в этом сама. Некоторые мужчины следуют за ней, освобождая землю от мертвых, чтобы расчистить место для раненых. Они расставляют скамьи и лежаки, десятки лежаков.

– Не стой как столб! – шипит на меня Ольга. – Лучше помоги нам!

– Помочь? – Я едва могу пошевелиться.

На первую скамью за ее спиной сажают мальчика. Он кричит не переставая. Но они отпускают его, им нужно двигаться дальше.

Его рыдания эхом разносятся по площади.

– Иди к нему!

– Что?

Ольга поднимается от мертвеца у моих ног.

– Иди к мальчику.

– Почему? – шепчу я.

– Потому что у меня, как и у всех остальных, нет на это времени. – Она пристально смотрит на меня. – Побудь с ним!

– Но… что мне делать?

Она замирает, оборачивается и какое-то мгновение изучает меня задумчивым взглядом.

– Ты мало что можешь сделать. Просто будь там. Держи его за руку. А потом жди.

Я сглатываю.

– Ждать… чего?

Но Ольга уже идет дальше, отдает приказы, направляет помощников. Она упорядочивает страдание, классифицирует мертвых, распределяет раненых на тех, кому можно помочь, и тех… кто должен ждать конца.

Я нерешительно смотрю на мальчика. Ему не больше шестнадцати. Скорее, даже меньше. Он всхлипывает.

Держи его за руку! Держи его за руку!

У меня не остается выбора.

И хотя все во мне сопротивляется этому и я не хочу ничего иного, кроме как бежать отсюда куда глаза глядят, я подхожу к нему и опускаюсь на колени.

Его глазницы пусты, рот мучительно искривлен, раны зияют на груди, шее, руках. Нерешительно протягиваю свою руку, хватаюсь за окровавленные пальцы.

Он чувствует мое прикосновение, и крик стихает, мальчик начинает рыдать.

– Чшшш, – шепчу я и убираю со лба мальчика волосы, нежно сжимая его пальцы.

– Я… боюсь, – выдыхает он. Его дыхание прерывисто. Я слышу, как кровь стучит в его легких.

– Я тоже, – тихо отвечаю я. – Я тоже.

– Кто… ты… – Он кашляет, сплевывает кровь.

– Лилит, – говорю я, задыхаясь. – Меня зовут Лилит.

– Лилит, – шепчет он.

Я киваю, хотя он не может меня видеть. Слезы застревают в горле. Я пытаюсь сглотнуть – ничего не выходит.

– У тебя есть семья? – спрашиваю я, не в силах вынести ни молчания, ни отчаянного биения его сердца.

– Нет… больше нет, – выдавливает он. Больше ему ничего говорить не нужно. Подозреваю, что он потерял родных по вине одной из моих сестер. Какая разница, кто это сделал – Повелительница драконов, Ледяная ведьма или кто-то еще? Его семья мертва. Мои сестры несут смерть.

Я подношу его руку к своей щеке.

Сколько раз я приказывала птицам атаковать?

Я закрываю глаза и вижу перед собой все города и деревни, уничтоженные по моей команде. Я не знаю, сколько людей погибло. Слишком много, чтобы я могла их сосчитать. Если бы у меня был список, он был бы бесконечен.

– Прости, – шепчу я. – Мне так жаль.

Его рука сжимает мою. Он вздрагивает и стонет.

Я глажу его волосы, затем кладу свою голову рядом с головой мальчика, переплетая наши волосы. И в какой-то миг понимаю, почему Ледяная ведьма создает картины, эти портреты в своем Ледяном дворце. Образы всех ее жертв.

– Я останусь с тобой. – До самого конца.

О, как хорошо, что никто не знает…

Они не знают, кто я такая. Не знают, что под моим красным пальто – черный плащ с перьями. Я прячу ее, реликвию своей сестры.

Я такая же, как она.

– Ведьма, – шепчу я. Я впервые считаю себя ведьмой, а не феей. – Ведьма, – снова шепчу я, переводя взгляд с освещенных факелами палаток с ранеными на прикрытые тела в тени – тела тех, кто потерян. И тысячелетняя вина давит на меня, угрожая задушить.

– Сядь, переведи дух, а потом продолжишь, – говорит Ольга и толкает меня на только что освободившуюся скамейку. Мальчик не выдержал. Дерево еще теплое от его тела. Теперь он будет валяться во мраке среди мертвецов, пока его труп холодеет.

– Он был так юн, – говорю я, наблюдая, как его тело исчезает в тени. Мои пальцы ищут его руку. Внезапная пустота кажется неправильной.

Ольга что-то ворчит и идет дальше. У нее еще много дел. У нее нет времени страдать. Но я не могу не смотреть на саваны, смутные очертания которых едва различимы во мраке. Так много убитых. И будет еще больше.

– Ужасно, правда?

Я оборачиваюсь и вижу перед собой Седьмую фею. Она стоит рядом и смотрит снизу вверх глазами, полными чистой печали.

– Все иначе, когда смотришь на это со стороны, – продолжает она, поглаживая по голове всхлипывающую женщину. Та перестает плакать, ее черты расслабляются. Затем женщина вздыхает и закрывает безглазые веки. Но она не умерла, нет, я слышу ее сердцебиение, оно сильнее, чем прежде, и такое равномерное.

Седьмая фея улыбается и идет дальше. Она заботливо отыскивает следующую жертву воронов и гладит мужчину по лбу.