Он спас меня, занявшись со мной любовью. Люби меня, охотник, люби меня! Но он молчит, и поэтому я продолжаю объяснять то, чего на самом деле объяснить не могу: почему мои сестры были готовы пожертвовать собой, чтобы уничтожить меня, а теперь – уже нет?

– Осколок, – бормочу я и бессознательно тянусь к нему пальцами. – Ну конечно.

Я больше не могу причинить им вреда, я не представляю опасности. Теперь у них есть время придумать решение, потому что я не могу убить их без магии. На миг закрываю глаза и смеюсь. И все же… две самые отважные сестры потеряны, потому что с готовностью выступили против меня, чтобы спасти не только себя, но и всех сестер.

– Есть что-то, что все еще связывает их.

– О чем ты говоришь? – спрашивает он, не выпуская меня из виду.

– Обреченность на провал. – Я тихо и грустно смеюсь. – Они бессмысленно пожертвовали своими жизнями.

– Кто?

– Морская ведьма и Ева, конечно, – просто говорю я. Гретхен, Гретхен была несчастным случаем.

– Они не могли убить тебя? – сразу же спрашивает он.

– Не могли, не вызвав на себя проклятие.

– Проклятие? – спрашивает он, и в желудке у меня возникает неприятное чувство. Я думаю о Провидице, о предательстве Кассандры. Она будет страдать. Она будет поймана.

Так обещает проклятие.

Потому что она рассказала ему, как их убить.

Знает ли он об этом?

– Я не хочу говорить об этом… – мой голос ломается.

На миг мне кажется, что он продолжит расспрашивать, но он оставляет это. Взяв меня за руку, охотник на ведьм ведет меня к группе.

– Эй, красотка! – окликает меня толстяк. У него почти нет зубов, на одном глазу – повязка. Оставшийся глаз с вожделением разглядывает меня. – Что за милашку ты поймал, а, охотник на ведьм? Ольга говорит, она – ведьма без силы?

Я напрягаюсь. Они знают. Я бегло рассматриваю каждое лицо. Вижу ли я страх? Вижу ли ненависть? Или, может, желание убить меня? Нет, лишь похотливую жадность. Что они за люди?

Толстяк с повязкой на глазу смеется.

– Какая приятная замена скучным крестьянским бабам с грубыми руками и грязными ногами. Ай да охотник на ведьм, сегодня мы по-настоящему повеселимся!

– Да, – восклицает второй, пожирая меня глазами. Он небрит и пахнет грязью. – Твоя шлюха исключительно красива.

– Тут уж не поспоришь: эти проклятые ведьмы – бабы первый сорт! – кричит третий мужчина, с лысиной и темными глазами. – Понимаю, почему тебе непременно нужно было заполучить ее! Скажи-ка нам, где, черт возьми, ты ее взял?

Остальные что-то одобрительно бормочут, но охотник на ведьм молчит.

– Поделись сегодня с нами своей шлюхой, охотник на ведьм! – требует мужчина с повязкой на глазу. – Мы прилично заплатим тебе. Ольга, верни ему золотой шар!

– Что?! – восклицает она, скрестив руки на груди. Ее глаза сверкают. – Забудь об этом! Моя работа – моя зарплата. Плати своим шлюхам сам, отец!

Мужчины смеются, отец Ольги тоже. Он хлопает ее по спине.

– Ты стерва, Ольга. Совсем как твоя мать!

Так, значит, это родная деревня Ольги и колодец, в который она упала. Я оглядываюсь через плечо. Маленькая мрачная деревушка. Черные дома и крыши, черная земля, словно обожженная, словно здесь был пожар. И вдруг я чувствую пронизывающую все вокруг вонь. Дым, пепел и горелая плоть. Так много пепла. И воспоминание о деревне моего детства обрушивается на меня. Я подношу руку ко рту, я задыхаюсь. Мои пальцы черные, черные от сажи. Я трясу руками, пытаюсь стереть с них черноту. Но она липнет к моей коже, цепляется за нее. Я начинаю хныкать.

– Помогите мне! – задыхаясь, кричу я. – Помогите!

Беги, сердце мое, беги!

Я не могу! Мои ноги, они в пепле!

Я спотыкаюсь. Густые хлопья пыли кружатся, плывут ко мне, окутывают меня.

Ты – другая, у тебя доброе сердце.

Охотник на ведьм хватает меня за руки, тянет прочь. Пепел, повсюду пепел!

Нет, Лилит. Нет!

И голос моей матери возвращает меня в прошлое. Обратно в деревню из человеческих трупов. И пламени.

Пламя, повсюду пламя.

– Не надо, – всхлипывает мама, но уже слишком поздно. Дрожа, я стою перед жертвенным костром, вокруг меня кричат люди. Огонь слизывает с их костей плоть, плавит их кожу. Жарко. Невыносимо жарко. Воняет так сильно, что я едва могу дышать. Я задыхаюсь и смотрю на маму. Сквозь слезы я едва вижу ее, сквозь слезы и пламя. Но я знаю, что она там. Я слышу, как бьется ее сердце. Слабо, но бьется. И я цепляюсь за мысль, что все это сон. Я закрываю глаза и пытаюсь подавить крики, плач и всхлипы умирающих тел. Я полностью сосредоточена на биении ее сердца. Пока она здесь, пока я его слышу.

Я лежу в своей постели, она держит меня за руку.

Я сплю. Это страшный сон. Я причиняю людям боль.

– Мама? Ты здесь?

И как бы отчаянно я ни цеплялась за свои детские надежды, тишина все же возвращает меня к реальности. И именно эта тишина говорит мне, что все кончено. Деревни в горах больше нет. И сердце моей матери перестало биться.

Но когда я открываю глаза, вокруг меня нет ничего, кроме тусклой темноты, освещенной пламенем двух свечей, лениво мерцающих на маленьком сундучке. Воск усталыми ручейками стекает по дереву сундука, а оттуда – на погруженный в темноту пол.

Я лежу на кровати из подушек и шкур. Передо мной вырисовываются смутные очертания стола. Я сажусь. Это не деревня моей родины. Я не ребенок, больше нет. Я Лилит, взрослая женщина. И еще многое другое.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Ужас покидает мои члены. Это был просто сон, воспоминание, не более того. Я поднимаю голову и слушаю тихий шелест ветра. Брезент. Я под брезентом. Это палатка.

В конце кровати лежит рюкзак охотника на ведьм. Над сундуком висит его пальто. Его палатка?

Движение в тени заставляет меня остановиться. Кто-то выходит из-за стола, кто-то, кто сидел в темноте и охранял мой сон.

Я прищуриваюсь. Это не охотник на ведьм, нет, это Ольга. Она появляется в сиянии свечи, лицо невыразительное.

Она ничего не говорит. Я тоже. Что бы я могла ей сказать?

Я спускаю ноги с кровати. Трава. Нет ни пола, ни ковра, будто палатку ставили в большой спешке. Я вспоминаю обугленные дома, черную землю и следы запустения.

– Это была Повелительница драконов, да?

Ольга кивает, она не торопится с ответом.

– Несколько дней назад она разрушила множество деревень, но даже не удосужилась убить выживших. Нет, она все летела и летела, от одной деревни к другой, опустошая их, будто ее кто-то очень-очень сильно разозлил. – Она прищуривается. Она золотое дитя, она понимает в мире больше, чем другие люди.