– Разбойники, – говорит она, – и беженцы.

И действительно, все люди вокруг меня выглядят потрепанными, бездомными. У многих даже нет обуви, одежда рваная, иногда обгоревшая. Я вижу тлеющие раны, повязки и опухшие конечности. Жертвы Повелительницы драконов. Но даже несмотря на то, что они потеряли все, эти люди празднуют, танцуют и веселятся.

– Почему они делают это? – спрашиваю я.

– Что? – бурчит Ольга.

– Почему они счастливы?

– Счастливы? – Ольга оборачивается так резко, что я едва не сбиваю ее с ног. – То, что ты видишь, – это не счастье, ведьма. Это чистое отчаяние. Уже завтра Повелительница драконов может налететь снова и уничтожить наш последний лагерь. Но до тех пор люди живут так, как будто это их последний день.

Я просто киваю и следую за Ольгой сквозь пьяную толпу.

Они живут так, будто завтра не наступит.

Вокруг костров стоят столы и скамейки. Десятки людей плотно теснятся, прижимаются друг к другу. Только одна скамья почти пуста. Там сидят отец Ольги, две полуголые женщины и охотник на ведьм.

– Привет, Ольга, дорогуша! – кричит отец, увидев свою дочь. Его руки небрежно лежат на грудях обнаженных женщин. Он замечает мой взгляд и начинает мять их плоть. Женщины хихикают.

– Тоже хочешь, прекрасная ведьма? – смеется он. – Фридберта хватит на троих. Ты же ведь не собираешься снова грохнуться в обморок?

Обморок!

Я сжимаю кулаки, игнорируя его злобный смех.

Мой взгляд встречается со взглядом охотника на ведьм. Он ухмыляется? Считает это забавным?

– Давай, охотник на ведьм! Твоя шлюха, похоже, не в настроении. Возьми себе одну из моих. Или… Ольга, ты не хочешь сегодня его порадовать?

Ольга фыркает и отворачивается. Я вижу на ее щеках следы слез, потом она исчезает в толпе.

– Тогда возьми эту! – Фридберт снимает руку с тела одной из женщин и бесцеремонно толкает ее к охотнику на ведьм. Она надувает губы, но когда ее взгляд изучает охотника на ведьм, все ее недовольство испаряется.

– Привет, красавчик, – воркует она.

Я не могу иначе, я убегаю следом за Ольгой. Но образ обнаженной груди, прижимающейся к руке охотника на ведьм преследует меня.

Я проталкиваюсь сквозь толпу, в которой люди, сжимая друг друга в крепких объятиях, танцуют под песни любви и страсти. Я ищу спину Ольги, ее бегущую фигуру. Но тут кто-то хватает меня за запястье и разворачивает. Не успеваю опомниться, как оказываюсь в объятиях охотника на ведьм. Он с силой притягивает меня к себе. Пока люди вокруг нас танцуют и смеются, мы стоим на месте. Есть только сегодня, завтра не существует. Есть только один этот момент. Я смотрю в его пьяные глаза, чувствую запах алкоголя в его дыхании.

– Ведьма, – шепчет он.

А потом целует меня. И я чувствую отчаяние других, понимаю тоску по близости и любви в мире, которому грозит конец. Я падаю в объятия самого противоречивого мужчины, которого я когда-либо встречала. Мое сердце бьется в его груди. Оно бьется только для него.

Он приподнимает меня, даже не отрывая своих губ от моих. Он несет меня сквозь толпу, прочь от людей, разбойников и всех тех, кто может умереть уже завтра. Он несет меня мимо палаток, в которых влюбленные пары занимаются любовью, а дети видят сны о лучшем мире. Все это время я цепляюсь за него и ничего не боюсь больше, чем того момента, когда он отпустит меня навсегда, чтобы убить. Потому что он – мой враг. И все же эта мысль кажется такой неправильной и чужой. Я не могу быть его врагом. Нет!

И вот мы снова в его палатке. Он отстраняет меня, и мы на мгновение отрываемся друг от друга. Мы стоим и смотрим. Он слегка колеблется, но взгляд его тверд. Мои щеки горят, губы покалывают. Я все еще чувствую поцелуй, хочу целовать его снова. Но он просто смотрит на меня своими темными глазами, и я вижу в них борьбу. Хочешь любить меня?

– Ты пьян, – говорю я, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– А ты так же красива, как и в первый день, – хрипло отвечает он и протягивает ко мне руку. Хватает мою косу, как делал это уже десятки раз. Он хмурится, касается обрезанных кончиков. Они напоминают ему о моем побеге или о том, как нас разделил барьер Ледяной ведьмы?

– Ты хотел убить меня, – шепчу я.

Он неопределенно кивает, продолжая рассматривать косу.

– Я рад, что не сделал этого.

Я сглатываю, сердцебиение ускоряется. «Ты любишь меня?» – хочу спросить я, но не делаю этого.

– Что ты только со мной делаешь, – бормочет он и, наконец, снова смотрит на меня. Его глаза мерцают темно-зеленым, чернота исчезает. – Ты очаровала меня.

– Я не делала ничего подобного, – отвечаю я, и все же его слова отчасти верны, потому что мое сияние, сияние феи, завораживает его, привлекает так же, как привлекает всех людей. Такова наша природа.

– Ты – ведьма!

– Да, – вздыхаю я. – И все же ты стоишь здесь, со мной, в твоей палатке и хочешь меня. Ты хочешь целовать меня.

Он хрипло смеется.

– Клянусь Богом, да.

Я поднимаю брови. Он признает это. Так, словно это самая само собой разумеющаяся вещь в мире, как будто мы мужчина и женщина, созданные друг для друга, а не враги, которых уже завтра может разлучить смерть.

– Я хочу целовать тебя, – признается он и медленно подходит ближе, рука на моей косе поднимается выше, вверх по густому переплетению волос. – Я хочу касаться тебя и почувствовать тебя. – Его пальцы нежно скользят по моей коже, шее, подбородку и губам. Затем он рывком притягивает меня к себе, одна рука обхватывает мою талию, прижимает его тело к моему. Даже сквозь одежду я чувствую его жар. – Я хочу, чтобы ты хотела меня, – хрипло бормочет он, пока его пальцы продолжают меня ласкать. Я чувствую его повсюду, я чувствую его запах: алкоголь и желание. Может быть, мне следует уйти, не допустить этого, чтобы защитить свое сердце. Но в этот момент он прижимает свои губы к моим, и я понимаю, что я потеряна, потеряна с самого первого мгновения.

Он – моя судьба.

Не знаю, как я освобождаюсь от того, что на мне надето, не знаю, куда девается одежда охотника на ведьм, но в конце концов на нас ничего не остается, и ничто больше не имеет значения – только он и шепчущие слова, предназначенные только для меня, его глаза, которые не отпускают, его руки – они повсюду. Мы едва добираемся до кровати, я цепляюсь за него, шепчу его имя. Отчаяние, наши поцелуи на вкус как отчаяние. Ловлю себя на том, что плачу и смеюсь одновременно.

Он осушает мои слезы. Я думаю о нашем первом разе в Доме Семи – а потом вообще ни о чем не думаю.

Мы часто занимаемся любовью этой ночью, и едва я в изнеможении засыпаю, он снова будит меня, лаская и целуя, будто никак не может насытиться мной. Я отдаюсь ему и с каждым разом теряюсь все больше.