– Она боится, – отвечаю я.

– Почему? – тут же спрашивает Ольга. – Охотник на ведьм рассказал мне то, что ты сказал ему о законе магии. Вы не можете убить друг друга – так почему же она тебя боится? Она ведь боится тебя, не так ли?

– Да, – говорю я, глядя на свои руки. В свете свечей они мерцают белым, незапятнанные, чистые. Кто-то смыл с меня пепел.

– Что – да? – Ольга возвращает меня к своему вопросу.

– Она боится меня.

Это он помыл мне руки?

Или она?

– Почему? – снова спрашивает Ольга.

Я поднимаю голову и смотрю на нее. Разве ответ не лежит на поверхности? Разве он не очевиден?

– Потому что я – злая, – тихо говорю я. – Я просто неописуемо злая.

И потому что я могу убить ее, потому что тогда, давным-давно, изменила закон в свою пользу. Потому что никогда им не доверяла.

Ольга, кажется, хочет что-то ответить, но молчит. Наконец она кивает:

– Я слышала много историй о тебе.

– Да? – просто спрашиваю я. Ну конечно. Она была с Мари, Колодезной ведьмой. Мари любила рассказывать сказки. Даже злые.

– Он знает? – холодно спрашивает она.

Я хмурю брови.

– Знает что?

Она долго разглядывает меня, ищет что-то в моем взгляде.

– Ты и сама уже не знаешь, – отрешенным голосом констатирует она, – или не хочешь знать.

– Чего я не знаю? – В моем животе растет странное беспокойство. Чего она добивается?

Ольга медленно подходит ближе, ее рука скользит по столешнице, она фиксирует взгляд на мне.

– Когда несколько лет назад я упала в колодец и Колодезная ведьма приветствовала меня в своем королевстве… тогда я ненавидела вас, ведьм, так же сильно, как и сегодня. Я ненавидела каждую из вас. Но со временем я начала понимать. Мари рассказывала о вашем детстве, о том, как вы были спасены и оказались вместе. Она говорила о фее-матери.

Ольга останавливается и наклоняет голову. Она почти не напоминает мне золотого ребенка, каким была под землей.

– О фее-матери? – спрашиваю я, чувствуя, как мой язык немеет.

– Да. Я поняла, почему ведьмы стали такими, какие они сегодня. Одно время я испытывала жалость к детям-феям прошлого, а еще больше ненавидела фею-мать за то зло, которое она причинила всем нам, испортив детей-фей.

Она смотрит на меня, и в ее взгляде, помимо презрения, плещется что-то еще. Что-то, чего я не могу истолковать.

– Сегодня я знаю, что каждый сам несет ответственность за свои поступки. У детей-фей был выбор: стать похожими на фею-мать или пойти другим путем.

– Как Мари, – говорю я.

– Как Колодезная ведьма, – подтверждает Ольга. – Она избавилась от своей силы и стала счастливой. Она вела другую жизнь. Она хотела спасать жизни, как когда-то…

– Пока охотник на ведьм не убил ее, – перебиваю я ее, и Ольга тут же замыкается. – Ты знала об этом?

Она отворачивается. Я слышу, как скрипят зубы – так крепко она сжимает челюсти.

– Он давно там не появлялся. Как я могла знать… – Она замолкает, потом ее взгляд находит мой. – Его путь – хороший путь. Он избавляет нас от ведьм. Он избавляет нас от их правления. И я готова заплатить за это ценой в гибель Колодезной ведьмы.

Но слезы в ее глазах говорят иначе. Я почти испытываю искушение утешить ее, заключить в объятия. Но я знаю, она отвергнет это. Я – враг.

– Почему он убил ее, она ведь вообще не представляла опасности? – спрашиваю я вместо этого, видя, как Ольга с трудом проглатывает свои эмоции.

– Потому что так предсказала Провидица, – шипит Ольга, закатывая глаза.

– Провидица?

Ольга фыркает.

– С тех пор как она появилась, все изменилось. К лучшему и к худшему. – Я знаю, что Ольга имеет в виду: она потеряла свое прибежище – корни в раю. Теперь она без родины – как и я. – Провидица приходила не только к нему, она была и в Колодезном королевстве. Она долго разговаривала с Мари, они много плакали. Потом она ушла.

– Она знала, – говорю я, вспоминая о Колодезном королевстве, о том, что сказала Мари: «Я – начало, я – конец».

– Что еще предсказала Провидица? – спрашиваю я, боясь ответа.

– Чтобы они умерли, ты должна выжить, – говорит она, глядя на меня. Ее взгляд настолько глубок, что я могла бы в нем потеряться. Хотела бы я, чтобы она была моей подругой. Или, по крайней мере, не врагом.

– А что, если я не хочу их убивать?

– По-моему, у тебя нет выбора, – бормочет Ольга. – Каждому из нас уготована своя судьба. И мы должны с ней смириться.

– Почему ты спасла меня? – спрашиваю я, глядя прямо на нее. В ее мерцающие глаза с легким золотым отливом. – Ты меня ненавидишь.

– Я ненавижу всех ведьм, – просто говорит она. – А ты избавишь нас от них. Ты – оружие. Так предсказала Провидица.

– Провидица иногда ошибается.

Ольга смеется.

– Правда? Не думаю. Манипулирует? Да. Ошибается? Никогда!

И тут я вдруг спрашиваю ее, почему она покинула Колодезный мир, несмотря на то что у нее там было все, жизнь в мире и покое.

– Потому что эта жизнь лишена смысла, – коротко отвечает она. – В ней нет цели, нет разума.

– И все же ты прожила там много лет.

– Я была ребенком, беспомощным ребенком. – Она отворачивается. – Давай, ведьма, познакомься с моим народом. Пойми, почему я предпочла жизнь в колодезном мире этой. По крайней мере, пока.

Я следую за ней из палатки, наружу, в зловещую ночь. Бесчисленные палатки выстроились рядами друг к другу на горизонте. Ольга ведет меня по узким улочкам между тускло освещенных тканевых стен. Я слышу личные разговоры и другие вещи, которые не хочу слышать. Любовь и жизнь, страдания и похоть. Я фокусирую свое внимание на спине Ольги, ее покачивающейся походке. Она прекрасна, признаю я снова.

Она отличается от меня, и все же эта женщина менее человечна, чем мне показалось при первой встрече.

Я понимаю, почему охотнику на ведьм она нравится. И от этого мне еще сложнее ее ненавидеть.

Бесчисленные вынужденно возведенные жилища открываются в поляну. Круглая ярмарочная площадь окружена остроконечными крышами. В центре полыхает огонь. Дикие кабаны висят на вертелах, жир с шипением капает в пламя.

Пахнет жареным мясом, воняет потом. Сотни людей резвятся на шумном лугу, танцуют и смеются, жмутся друг к другу. Я слышу хохот пьяных женщин, хриплые обещания и прерывистое дыхание любовных утех. Поляна пульсирует жизнью и страстью.

– Что это за люди? – спрашиваю я Ольгу так громко, как только смею, не рискуя привлечь внимание.