Мари… она ходит взад-вперед вокруг дерева. Ольга не отводит от нее взгляда, как будто чувствует ее беспокойство, а может, и знает, что должно произойти.

Мари. Я протягиваю к ней руку и не могу поверить, что она действительно тут.

– Сестра, – шепчу я, запоминая каждую ее черту, линии у рта, морщинки вокруг глаз. Она выглядит старой, значительно старше других фей.

Человечнее.

– Сестра! – зову я, сопротивляясь желанию накричать на нее, потому что она не слышит меня – и все же в какой-то момент кажется, что она услышала мой зов.

Потому что она останавливается и окидывает блестящие луга ищущим взглядом. Ее царство, такое же яркое, как солнце, такое же великолепное, как сверкающее отражение на дне колодца.

И все же Мари не видела солнца уже целую вечность.

– Я больше никогда не увижу ее, – шепчет она, и я не знаю, имеет ли она в виду небесные тела во всей их красе… или все же имеет в виду кого-то другого, кого-то, кто был потерян и тем не менее никогда никуда не исчезал.

Меня… Она имеет в виду меня?

– Я больше не испытаю этого, – говорит Мари больше себе, чем кому-либо еще. Она это знает, она знает, что он придет. В последний раз она поднимает руку к сияющим плодам на дереве, хватает один из них. Яблоко робко отрывается от ветки. Кожура отливает золотом, как и все вокруг.

Она поднимает взгляд и видит вдалеке, что он приближается. Он пришел. Он здесь, чтобы совершить свое первое убийство, первое, без которого не может быть дальнейших.

Я вскакиваю и смотрю на него, я с трудом могу в это поверить. И тогда я бросаюсь ему навстречу. Нет, хочу завопить я, не делай этого! Но он продолжает идти, он не видит меня, потому что здесь нет ничего реального, больше нет. Это воспоминание, воспоминание колодезного мира. Все уже в прошлом.

Затем он останавливается совсем рядом со мной. Я поднимаю руку, прикладываю ее к его груди.

– Охотник на ведьм, – шепчу я, и на мгновение он поворачивает голову, будто слышит мой голос. – Я здесь, – шепчу я, прикладывая вторую руку к его щеке. – Я здесь.

Его глаза бесконечно зеленые, я слышу биение его сердца. Такое реальное… такое близкое.

– Не делай этого! – шепчу я, зная, что он давно это сделал, что я стою здесь только потому, что она мертва. Потому что он убил ее, разрушив тем самым чары башни.

– Я должна умереть, – тихо шепчет Мари, словно услышав мои мысли. Только невероятным усилием воли мне удается оторвать взгляд от охотника и посмотреть на нее, мою сестру, которая умерла из-за него. – Я начало – я конец, – хрипло говорит она, улыбаясь ему, но я все же думаю, что ее улыбка предназначена мне.

Слезы блестят в ее глазах, отражая бесконечное страдание. Она нежно трет яблоко большим пальцем, касаясь его сверкающих боков. Яблоко останется, все останется здесь, даже если сама она уйдет.

Через несколько недель я приеду, чтобы сорвать такое яблоко. Может быть, она знает. Возможно, она знает планы Провидицы.

– Она послала тебя? – спрашивает Мари.

Он кивает. Его глаза темны, как Лес Призраков.

– Сделай так, чтобы это произошло быстро, хорошо? – Ее голос разбивает мне сердце. Ее рука опускается, и плод с глухим звуком падает в траву.

– Нет, – шепчет Ольга, но он уже вытаскивает кинжал. – Нет! – кричит она.

Дети останавливаются в своем танце, начинают визжать. Подземная фея только улыбается, а потом закрывает глаза.

Охотник на ведьм поднимает свой кинжал и делает последний шаг.

И я начинаю кричать.

– Что с ней? Почему она кричит?

– Он показал ей смерть Мари.

– О!

– Бедняжка.

Я распахиваю глаза, ощущая спиной кору дерева и тяжесть плода в руке. Вкус яблока еще на моем языке. Медовый вкус – и все же он показал мне смерть. Я вдыхаю что есть силы, заглушая собственный крик. Сердце бешено колотится.

– О боже! – ахаю я.

– Смерть ужасна, правда? – шепчет мальчик, кладя руку мне на колено. Я чувствую странное утешение в его прикосновении и все же не могу не отбросить от себя его руку.

– Оставьте меня! – огрызаюсь я. Во мне продолжает бушевать крик. Я вижу Мари, вижу кровь, слышу, как он вонзает ей в сердце кинжал, как она задыхается, а потом замолкает навсегда. Я слышу крики детей, рыдания Ольги и торжествующий смех принцессы.

Она была там, она тоже была там. Вся черная, как и ее душа. И я понимаю, почему золотые дети ненавидят ее, ведь и сама чувствую след той же ненависти.

Охотник на ведьм взял их с собой, в мир людей. Принцессу, Ольгу и обрывок кожи Мари – ее знак. Зачем он их собирает? Почему?

Я закрываю глаза, но тут же открываю снова, потому что вижу их снова и снова, не только Мари, но и других: Элль, Еву, Гретхен… Все они погибли из-за меня. Все началось с Мари. Она была первой.

– Он убил ее, чтобы освободить меня, – шепчу я.

Золотые дети замолкают. Быть может, узнав правду, они возненавидят меня. Они должны ненавидеть меня, должны. Разве не я виновата в страданиях Мари?

– Идем! – говорит женщина и протягивает мне руку. Она игнорирует мои слова. Быть может, они просто не хотят знать правду. Или… или уже знают? – Мы испекли свежий хлеб, пойдем, поешь с нами! Это придаст тебе сил.

– Сил? – спрашиваю я, внезапно почувствовав себя бесконечно измотанной.

– Тебе предстоит еще долгий путь, – просто говорит она, улыбаясь мне.

Я нерешительно позволяю ей помочь мне подняться и иду следом за женщиной по золотому лугу к большому столу, почти скрытому от глаз высокой травой. Белая скатерть мягко развевается на ветру, на ней стоят кувшины и изогнутые фарфоровые чайники, тонкие чашечки и изящные тарелочки, а между ними – пестрые букеты цветов.

Женщина подводит меня к месту на скамье. Я оглядываюсь на Ольгу. Она спит. А может, просто притворяется.

Тогда я сажусь на скамью и кладу книгу рядом с собой.

Женщина достает из каменной печи хлеб и пускает его по кругу. Каждый отламывает кусок, но буханка не становится меньше.

– Вот! – мальчик протягивает хлеб мне. – Попробуй!

Я хватаю теплую буханку, отламываю кусок. Он исходит паром, благоухает.

– Благодарю.

– Попробуй! – восклицает он, смеясь.

Золотые дети вокруг меня начинают трапезу. Они разливают по чашкам темно-красный чай, он пахнет кровью. Дают мне чай и хлеб.

И я начинаю есть, начинаю свою единственную и последнюю трапезу в колодезном мире. Это похоже на прощание.