— Ну почему именно я? Ячто-нибудь перепутаю! Потом они же меня знают... Я же была у них на агапе.Наверное, они и так считают меня шпионкой! — причитала я.

— А потому, — объяснялФилипп, — что кроме тебя, некому. Во-первых, ты сможешь беспрепятственно войтив лаврищевский храм — думаешь, они всех пускают? Как бы не так. А у тебя видсамый что ни есть реформаторский и прогрессивный. Кроме того — ты даже на агапеу них была. И потом — почему это ты шпионка? Может, ты просто обдумываешь то,что видела, готовишься стать их курсисткой, присматриваешься, смиряешься. Ты ипоследняя можешь выйти после службы, не вызывая подозрений. Ну, замешкаешься,разглядывая фрески... Во-вторых, у тебя в порядке документы. Это на случаймилиции. А в-третьих, ты ведь не станешь им, в случае чего, бить морду илигрязно ругаться? Ну вот и получается, что кроме тебя на это дело никого нетподходящего. Пойми — я в далеком Троицком монастыре пятнадцать лет провел, вМоскве не появлялся, у меня здесь никого нет!..

Итак, он решил отдатьмне этот ключ, чтобы не оставлять его при себе. Почему-то он не исключалвозможности, что лаврищевцы, найдя его прикрученным к батарее, не преминутобыскать своего добровольного узника.

Но недаром эти наручникибыли уже списанные: Филипп решил мне их продемонстрировать и — хлоп! —защелкнул мое запястье, пристегнув его при этом к своей руке. Капкан славноклацнул. А вот ключ — барахлил: сколько мы его ни крутили, тупо проворачивалсяв замке. Так мы и сидели, скованные, с довольно глупым видом: тоже мне — герои,воины, детективы! — пока не приехал отчим и нас не освободил, смазав замочеккаким-то маслом.

Лаврищевцы, однако,перехитрили. То ли каким-то образом подслушали наши разговоры, когда мы сФилиппом на месте выясняли дислокацию, — ну, где именно я буду находиться,наблюдая за тем, как прихожане покидают храм, а сторож его запирает, гдерасположен ближайший действующий телефон-автомат, по которому я буду вызыватьмилицию, и так далее, то ли просто Господь избавил своего иеромонаха отпоругания и обыска, но назначенная служба, на которую так рассчитывал Филипп,не состоялась. На дверях храма лаврищевцы вывесили табличку: храм закрыт поболезни настоятеля. Сами куда-то поразбежались, оставив объявление:катехизаторские курсы закрыты на каникулы. И даже храмовый сторож как в водуканул. И ничего Филипп не добился. Метался в бессилии между запертым храмом,домом с неприкаянными монахами и Патриархией и — скорбел.

Ах, к этому ли онстремился, этого ли ожидал, собираясь сюда? К таким ли скорбямготовился, прощаясь со своим старцем, со своим монастырем? Представлялась емутогда его будущая смиренная обитель посреди безумной Москвы, куда он собираетбратию, готовую отречься от мира ради Христа: чистые, горячие люди, желающиечина ангельского, славословия непрестанного, богословия высочайшего, желаниянепорочного, жизни вечной, любви неизбывной... Виделись ему длинныебогослужения, молитвенные бдения, подвиги, покаянные слезы, смиренноекрестоношение, внутреннее художество, глас хлада тонка и проницающий всерадостный свет Преображения. Думал он, конечно, — как же без него! — и о врагерода человеческого, всегда желающем вовсе погубить монаха, превратить его впосмешище, в притчу во языцех, в покивание главы в людях!.. Но он никак непредполагал, что этот враг окажется таким уж, ну, что ли, мелким, склочным,невзрачным... Он был готов к смертельной битве с ним, вплоть до кровопролития,ибо — «пролей кровь и получишь дух...» Ему хотелось геройства, дажемученичества. Но именно к этой мелкой и пошлой каверзности врага всех христианон и не был готов. А собственно, что тот сделал? Всего-навсего устроил так,чтобы Филипп не получил ключей от храма. Вроде бы — тоже мне, дьявольскаяуловка, тоже мне — скорбь! «Мне бы твои заботы, отец Филипп», — усмехался онсамому себе. Но вот-вот приедет под Сочельник наместник Свято-Троицкогомонастыря с диаконом Дионисием и келейником, еще — слава Богу, не приведиГосподь — архиерей с ними пожалует, — что, спрашивается, Филиппу теперь с нимиделать, куда их деть? Где с ними престольный праздник служить? А из-за чего?Из-за того, что Филипп не смог свой собственный, порученный ему Богом храмоткрыть! Так и скажет теперь владыке Варнаве и архимандриту Нафанаилу, да чтотам, самому Патриарху: «А Рождественской службы в Рождественском монастыре не будет!Расходись по домам!»

Так изводил себя Филипп,пока смиренно не возопил к Господу о помощи. И тут узнал он, что владыкаВарнава, по милости Божией, все-таки с приездом решил повременить...Воодушевленный, кинулся он туда-сюда — в Патриархию, Даниловский монастырь,наконец, выхлопотал там, в монастырской гостинице, для отца Нафанаила со свитойни много ни мало архиерейские покои, выпросил облачения, встретил всех навокзале, объяснил, что его церковный домик еще не готов к приему гостей, привезв Даниловский, широким жестом пригласил:

— Располагайтесь!

Тут же отец Нафанаилполучил изрядную порцию приятных чувств — встретил там знакомого архиерея, атот ему:

— Владыка, благослови!

А отец Нафанаил:

— Что вы, я всего лишьнавсего архимандрит...

А архиерей в ответ:

— А я имею в виду —владыка без пяти, нет, без двух минут...

И как только отецНафанаил все это пересказал, да еще и откомментировал, посмеиваясь, да ещепохвалил сервировку и трапезу, бросив келейнику: «Необходимо взять это навооружение — как и что, мы так же все заведем и у нас в обители», тут-то Филиппи выложил, как бы между прочим, что служить им, как видно, придется на сей разне в храме, а во дворе...

— На каком дворе? —насторожился Нафанаил. — Зачем на дворе?

Но Филипп толькоулыбнулся, не выдавая волнения, и махнул рукой, словно имея в виду что-тозабавное и незначительное:

— Да отец Петр Лаврищеву нас что-то чудит!

— А священноначалие что?

— Спускает на тормозах,— бодро пояснил он.

Против этого отецНафанаил возражать не стал, как бы это ни казалось ему своеобразным.

К тому же, когда вечеромФилипп привез их в Рождественский монастырь, первый, кого увидел там отецархимандрит, был благолепный московский благочинный, лицо которого будто бы ине выражало никакого особенного смятения, и тогда он решил, что, может быть,именно так у них все тут намечено, запланировано, и просто надо служить наморозе — и все.

Но он просто не знал,что отец благочинный оказался здесь по чистой случайности — ну вроде того, чтоу него у самого монастыря то ли спустило колесо, то ли прорвало радиатор. И,собственно, он зашел в монастырь лишь для того, чтобы Филипп (или, хорошо,Лаврищев) ему помог. И поначалу, когда он понял, что происходит и как именноздесь собираются служить, а священники и иеродиакон на его глазах сталиоблачаться прямо на улице, то, конечно, чуть ли не стал ловить ледяной воздухоткрытым ртом. Однако вид невозмутимого и даже степенного наместникаСвято-Троицкого монастыря внушил ему некое подобие спокойствия. «Будь чтобудет», — решил он. К тому же Филиппов отчим пригнал своих ремонтеров, и оникак раз к концу службы починили машину.