– Нет! – Джулия прижала ладонь кгубам. – Нет. Справедливость. Задан! – сказала она– Мы подчиняемсясуду и законам. Придет время… – Она запнулась, говорить больше не былосил. Из глаз полились слезы. Какая боль! Генри лишил отца его успеха, еготайны, этого самого момента. – Нет, – остановила Рамзеса Джулия,когда он попытался успокоить ее.

Он приложил руку к груди.

– Я, Рамзес, и естьсправедливость, – сказал он. – Царь, суд, справедливость.

Джулия фыркнула, стараясь совладать со слезами.

– Ты очень быстро осваиваешьслова, – сказала она, – но убивать Генри ты не имеешь права. Я несмогу жить, если ты убьешь Генри.

Внезапно он взял ее лицо в ладони, притянул ксебе и поцеловал. Поцелуй был мимолетным, но сокрушительным. Отшатнувшись, Джулияотвернулась.

Она торопливо пошла по коридору и открыладверь отцовской комнаты. Вынимая из гардероба одежду, она ни разу необернулась. Вытащила рубашку, брюки, ремень, носки, туфли. Не взглянув наРамзеса, она ткнула пальцем в сторону висевших на стене старых фотографий отца,на которых были запечатлены Эллиот, Рэндольф, сам Лоуренс и многие его друзья соксфордских времен до нынешнего дня.

Пальто. Она забыла про пальто. Джулия досталаиз гардероба пальто и положила его на кровать вместе с остальными вещами.

И только тогда посмотрела на Рамзеса. Стоя вдверях, он наблюдал за ней. Халат его распахнулся, обнажая торс. В этой позе –величественное глубокомыслие, скрещенные на груди руки, широко расставленныеноги – было что-то первобытное.

Рамзес вошел в комнату и принялсярассматривать находившиеся в ней предметы с тем же любопытством, с каким изучалвсе, с чем ему приходилось сталкиваться. Он внимательно изучил фотографию, накоторой Лоуренс, Эллиот и Рэндольф были сняты в Оксфорде. Потом повернулся к лежавшейна кровати одежде. Он явно сравнивал одежду с той, что была на мужчинах,изображенных на фотографии.

– Да, – кивнула Джулия, – тыдолжен одеться именно так.

Взгляд его остановился на «Археологическомвестнике», который лежал на журнальном столике. Рамзес взял его и быстропролистал, задержавшись на изображении великой пирамиды в Гизе, где находился иотель «Мэнахаус».

О чем он думает?

Царь закрыл журнал.

– Р-р-р… хео… логия, – произнес он,улыбнулся шаловливой мальчишеской улыбкой и посмотрел на Джулию сияющимиглазами.

На его широкой груди совсем не было волос. Ейнужно немедленно уйти.

– Одевайся, Рамзес. Как на фотографиях.Если ошибешься, я потом помогу тебе.

– Отлично, Джулия Стратфорд, –сказал он на прекрасном британском наречии. – Я буду одеваться водиночестве. Я никогда раньше этого не делал.

Ну конечно! Рабы. У него всегда были рабы.Может, целая дюжина рабов. Что ж, ничего не поделаешь. Не могла же она сама,своими руками стаскивать с него халат! Щеки у Джулии пылали. Она выскочила изкомнаты и со стуком захлопнула дверь.

Генри никогда прежде так не напивался. Онприкончил бутылку шотландского виски, которую без разрешения прихватил уЭллиота, а потом вливал в себя бренди, будто воду. Но и это не помогло.

Он курил египетские сигары одну за другой,наполняя квартиру Дейзи едким ароматом, к которому привык в Каире. И то и деловозвращался мыслями к Маленке. Как бы ему хотелось оказаться рядом с Маленкой,хотя он и поклялся себе, что нога его больше никогда не ступит на землю ЕгиптаНет ужаснее воспоминания, чем воспоминание о том, как он вошел в ту мрачнуюгробницу, где сидел, склонившись над древними свитками, его дядя Лоуренс.

Та мумия была жива! Мумия видела, как оннасыпал порошок в чашку Лоуренса Разум ему не изменяет: он видел ее открытыеглаза, смотревшие сквозь бинты. Он в своем уме – он видел, как мумия вышла изгроба в доме Джулии, он до сих пор чувствовал на шее прикосновение ее истлевшейруки.

Никто не может знать, какая опасность емугрозит. Никому этого не понять, потому что никто не знает, какими мотивамируководствуется мумия. Зачем искать причину, которая вызвала к жизни этугнилушку? Не важно. Важно другое: эта дрянь знает, что он натворил! И хотя онне мог до конца поверить, что здоровый парень и есть то гнилостное существо,которое попыталось задушить его, разум подсказывал, что Реджинальд Рамсеи имумия на самом деле одно лицо. Интересно, мог ли тот человек снова скрыться подсгнившими пеленами и снова вылезти, чтобы добраться до него?

О господи! Генри содрогнулся. Дейзи что-тосказала, и когда он поднял глаза, то увидел, что она стоит у каминной полки,позируя в корсете и шелковых чулках. Ее груди соблазнительно выпирали изкружевных чашечек корсета, на плечи спадали белокурые локоны. Поза была оченьпикантная – приятно посмотреть, приятно пощупать. Но не сейчас.

– Ты говоришь, что эта чертова мумиявылезла из своего ящика и обхватила твое горло своими погаными руками? И тыговоришь, что она нацепила на себя поганый халат и тапочки и разгуливает подому?

Проваливала бы ты, Дейзи! Перед мысленнымвзором Генри возникла картина: вот он вынимает из кармана свой нож, тот самый,которым заколол Шарплса, и вонзает его в Дейзи, прямо в горло.

Раздался звонок. Неужели она пойдет к двери вэтом неглиже? «Ты идиот! Неужели это тебя беспокоит?» Генри вжался в стул иполез в карман за ножом.

Цветы. Она вернулась с огромным букетомцветов, который вручил ей кто-то из обожателей. Генри расслабился.

Что она делает? Почему так странно смотрит нанего?

– Мне нужен пистолет, – сказал он,не поднимая глаз. – Кто-нибудь из твоих друзей-бандитов смог бы достатьдля меня пистолет?

– И не подумаю связываться с этим!

– Ты будешь делать то, что яговорю! – прикрикнул Генри. Если бы она знала, что он уже убил двоих! Ончуть было не убил женщину. Чуть было. А кроме того, ему страшно хотелосьпричинить Дейзи боль, хотелось посмотреть, какое выражение лица у нее будет,когда нож войдет в ее горло. – Иди к телефону, – приказал он. –Позвони своему придурочному братцу. Мне нужен небольшой пистолет – чтобы легкопрятать под пальто. Она что, собирается заплакать?

– Делай что говорят, – велелон. – А я пойду в клуб, заберу кое-что из одежды. Если мне кто-нибудьпозвонит, скажешь, что я здесь, поняла?

– Тебе нельзя никуда ходить в такомсостоянии!