– Мне всегда нелегко просить у тебяденьги, дорогая. Кроме того, Генри так сильно запутался, и Рэндольфу оченьтуго.

– Знаю. И знаю, что ты сделал этосовершенно бескорыстно.

– Как бы вульгарно это ни прозвучало,заложенное в ломбарде ожерелье – весьма скромная плата за миллионы Стратфордов.А мы сейчас как раз этим и занимаемся, моя дорогая, стараясь составить длянашего сына выгодную партию, как они говорят.

– Рэндольф не сможет уговорить своюплемянницу выйти замуж за Алекса. Он не имеет на нее никакого влияния. Ты одолжилему деньги просто потому, что пожалел его. Потому что он твой старый друг.

– Наверное, ты права.

Эллиот вздохнул, по-прежнему не глядя на жену.

– Возможно, я чувствую себя в какой-томере ответственным за него, – сказал он.

– Почему ты должен чувствовать себяответственным? Что ты можешь поделать с Генри и с тем, что он превращаетсяневесть в кого?

Эллиот не ответил. Он думал о комнате впарижском отеле, о том, какими несчастными были глаза Генри, когда провалиласьего затея с вымогательством. Странно, как отчетливо он все это помнит, помнитдаже мебель в той комнате. Позже, когда он обнаружил исчезновение портсигара иденег, он сидел и думал: «Я это запомню. Я должен это запомнить. Такое недолжно со мной повториться».

– Прости меня за ожерелье, Эдит, –прошептал он, со стыдом подумав, что украл у жены ожерелье точно так же, какГенри когда-то украл его вещи. Он улыбнулся ей и подмигнул, верный своейпривычке флиртовать. И слегка пожал плечами.

Эдит улыбнулась в ответ – эта сцена была длянее привычной. Много лет назад она бы сказала «Не стоит играть со мной вплохого мальчика». Она давно уже не произносила таких слов, но это не значило,что на нее больше не действует обаяние мужа.

– У Рэндольфа есть деньги, чтобы вернутьзалог, – заверил Эллиот, став снова серьезным.

– Это не важно, – прошепталаона. – Я сама во всем разберусь.

Она медленно поднялась и застыла в ожидании,зная, что Эллиот воспользуется ее помощью, чтобы подняться с кресла и устоятьна ногах. И хотя это было для него унизительно, он тоже знал.

– Куда ты идешь? – спросила Эдит,протягивая руки.

– К Самиру Айбрахаму, в музей.

– Опять эта мумия?

– Генри приходил, чтобы рассказать оченьстранную историю…

– Алекс, милый мой, – сказалаДжулия, взяв жениха за руки. – Мистер Рамсей был добрым другом моего отца.В том, что он здесь находится, нет ничего плохого.

– Но ведь ты одна… – Алекс осуждающесмотрел на ее белый пеньюар.

– Я современная девушка. Не спрашивайменя ни о чем! Лучше иди домой и позволь мне самой позаботиться о своем госте.Через несколько дней мы встретимся за ланчем, и я все тебе объясню.

– Что значит «через несколько дней»?!

Джулия быстро чмокнула его в губы иподтолкнула к дверям. Алекс бросил еще один неодобрительный взгляд в сторонукоридора, ведущего в оранжерею.

– Ну иди же. Этот человек приехал изЕгипта. Я должна показать ему Лондон. К тому же я устала. Пожалуйста, милый,сделай так, как я говорю.

Она почти силой вытолкала Алекса из дома. Онбыл слишком хорошо воспитан, чтобы сопротивляться, и лишь растерянно посмотрелна нее, а потом сказал, что, с ее позволения, позвонит сегодня вечером.

– Разумеется. Ты просто прелесть.

Послав ему нежный воздушный поцелуй, Джулияпоспешно захлопнула дверь.

Повернулась и на минуту прислонилась к стене,разглядывая свое отражение в стеклянной двери. Она видела, как Рита моетпосуду, и слышала доносившееся из кухни гудение чайника. Дом наполнялиаппетитные ароматы еды.

Сердце Джулии снова забилось, в головепроносились обрывочные, беспорядочные мысли. Ее занимало лишь одно – чудонастоящей минуты: у нее в доме Рамзес. У нее в доме бессмертный человек. Он воранжерее.

Пройдя обратно по коридору, Джулияостановилась в дверях и посмотрела на царя. Он все еще был в отцовском халате,а вот рубашку он снял с гримасой легкого отвращения: накрахмаленная тканьоказалась для него жестковатой. Волосы его стали совсем густыми, превратившисьв пышную волнистую гриву, которая прикрывала мочки ушей. Одна из прядей то идело спадала на лоб.

Белый сервировочный столик был заставлентарелками с дымящейся едой. Перед тарелкой лежала «Панч» – Рамзес читал газетуи ел, аккуратно прихватывая пальцами то мясо с тарелки, то фрукты, то хлеб,отщипывая кусочки жареного цыпленка. Пищу он поглощал с удивительной скоростью,учитывая, что при этом не пользовался ни вилкой, ни ножом, хотя ему оченьпонравились узоры на старинном столовом серебре.

Последние два часа он не прекращая ел и читал.Он поглотил такое количество еды, которое не снилось Джулии в самых кошмарныхснах. Казалось, пища была для него топливом. Он выпил четыре бутылки вина, двебутылки сельтерской воды, все молоко, что было в доме, а теперь время отвремени попивал бренди.

Он не опьянел – напротив, казался необычайнососредоточенным. Он так быстро просматривал египетско-английский словарь, стакой скоростью перелистывал страницы, что у Джулии закружилась голова.Англо-латинский словарь был прочитан еще быстрее. За считанные минуты Рамзесосвоил арабские цифры, сопоставив их с римскими. Она не смогла внятно объяснитьсистему нулей, но успешно продемонстрировала ее на примере. Потом он с неменьшей жадностью проглотил Оксфордский английский словарь, молниеносно проводяпальцем по колонкам слов, перебегая со страницы на страницу.

Разумеется, он не вчитывался в каждое слово.Он докапывался до основы, до корней, вникал в систему языка Джулия поняла это,когда Рамзес попросил ее называть каждый предмет, который попадался ему наглаза, и быстро повторял эти названия с необыкновенной точностью впроизношении. Он запомнил названия всех растений в оранжерее – папоротник,банан, орхидея, бегония, маргаритка, бугенвиллея. Джулию изумляла его память.Проходило время – и он безошибочно произносил новые для него названия: фонтан,стол, тарелки, китайская посуда, серебро, кафельный пол, Рита…

Теперь он продирался сквозь дебри современныханглийских текстов, дочитывая «Панч». До этого он уже прочитал два выпуска«Стрэнд», «Харперс уикли» и все номера «Тайме», завалявшиеся в доме.