А Рамзес просто смотрел на нее. Широкие полыдлинного шелкового халата слегка колыхались от потоков теплого воздуха,струившегося из оранжереи.

– Рита, оставь нас, – прошепталаДжулия.

– Но мисс…

– Ступай.

Снова тишина. Наконец Рамзес направился к ней.Ни намека на улыбку, лишь серьезный ласковый взгляд широко открытых глаз – онрассматривал ее лицо, волосы, одежду.

«Что он думает про этот легкомысленный кружевнойпеньюар? – вдруг ужаснулась Джулия. – Господи, может, он решил, чтоженщины нашего времени носят такую одежду на улице?» Но нет, он смотрел не накружева. Он разглядывал ее грудь под свободно спадающим шелком, изгиб ее бедер,потом снова взглянул ей в глаза, и это выражение его лица нельзя было спутатьни с чем: в нем заговорила страсть. Рамзес подходил все ближе, вот он обнялДжулию за плечи, и она почувствовала, как сжались его пальцы.

– Нет, – сказала она, выразительнопокачав головой, и сделала шаг назад. Распрямила плечи, стараясь, чтобы Рамзесне заметил ее волнения и внезапной дрожи удовольствия, пробежавшей по спине ирукам– Нет, – твердо повторила Джулия.

Она почти с испугом ощутила, как волна теплавсколыхнулась в груди. Рамзес кивнул, отступил назад и улыбнулся. Слегка развелруками и заговорил на латыни. Джулия уловила свое имя, слово «царица» и ещеодно, означавшее, как она поняла, «дом». Джулия – царица в своем доме.

Она улыбнулась и вздохнула с нескрываемымоблегчением. Но дрожь вновь стала сотрясать все ее тело. Заметил ли он это?Наверняка.

– Panis, Джулия, – прошептал Рамзес–Vinum. Panis. – Он прищурился, подыскивая нужное слово.– Edere, –прошептал он и изящным жестом дотронулся до своих губ.

– Да, я понимаю, о чем ты говоришь. Еда.Ты хочешь поесть. Ты хочешь вина и хлеба. – Джулия торопливо шагнула кдверям– Рита! – позвала она. – Он голоден. Надо немедленно покормитьего.

Она обернулась и увидела, что Рамзес опятьулыбается, с той же сердечностью, что и наверху, в ванной. Он думает, что ейнравится заботиться о нем, да? Если бы он только знал, что она считает егосовершенно неотразимым, что минуту назад она готова была обвить его руками и…лучше не думать об этом. Нет, лучше вообще ни о чем не думать.

Эллиот сидел в вертящемся кресле, глядя натлеющие в камине угли. Он придвинулся поближе к огню, поставив ноги, обутые вшлепанцы, на решетку. Жар огня облегчал боль в суставах ног и рук. Эллиот снетерпением и неожиданным для самого себя восторгом слушал сбивчивый рассказ Генри.Бог отомстил Генри сполна за все его грехи! Вокруг Генри разразился скандал.

– Наверное, тебе это померещилось, –сказал Алекс.

– Говорю вам, проклятая тварь вылезла изфутляра для мумий и подошла ко мне. Она душила меня. Я чувствовал ее руку нашее, я видел ее замотанное бинтами лицо!

– Тебе это точно померещилось, –попытался убедить его Алекс.

– Какое, к черту, померещилось!

Эллиот посмотрел на обоих молодых людей,стоявших возле камина на Генри, небритого, дрожащего, со стаканом виски в руке,и Алекса, как всегда безукоризненно опрятного и бодрого.

– А этот парень, египтолог… ты говоришь,что он и есть та мумия? Генри, ты где-то шлялся всю ночь, да? Ты ведь пил с тойдевицей из мюзик-холла? Наверное, ты был…

– Ну хорошо, тогда откуда взялся этотублюдок, если он не мумия?

Рассмеявшись, Эллиот пошевелил угли концомсеребряной трости.

Генри не сдавался:

– Накануне вечером его там не было. Онспустился сверху в купальном халате дяди Лоуренса. Вы же не видели! Он не похожна обычного человека. Любой, увидев его, скажет, что он не обычный.

– Он сейчас там? С Джулией?

Наивная душа, Алекс только теперь все понял.

– Это я и пытаюсь вам втолковать. Огосподи! Хоть кто-нибудь в Лондоне слушает меня? – Генри сделал глотоквиски, подошел к бару и снова наполнил стакан. – И Джулия его опекает.Джулия знает, что произошло. Она видела, как мумия набросилась на меня!

– Ты только ославишь себя этойисторией, – мягко сказал Алекс. – Никто не поверит…

– Ты видел те папирусы, те свитки, –забубнил Генри. – В них рассказывается о секрете бессмертия. Лоуренсговорил тому парню, Самиру, что-то о Рамзесе Втором, который жил больше тысячилет…

– Я думал, это был Рамзес Великий, –прервал его Алекс.

– Это один и тот же человек, неуч. РамзесВторой, Рамзес Великий, Рамзес Проклятый. Об этом написано в свитках, говорювам, о Клеопатре и об этом Рамзесе. Разве вы не читали газет? А я-то думал, чтоу дяди Лоуренса от жары мозги расплавились.

– Мне кажется, тебе нужно отдохнуть,может, даже полечиться. Все эти разговоры о проклятии…

– Черт побери, вы не хотите меня понять!Это хуже, чем проклятие. Эта тварь пыталась убить меня. Она двигалась, говорювам. Она ожила.

Алекс смотрел на Генри с вежливойснисходительностью. «Такое лицо он делает, когда с ним разговариваютгазетчики», – угрюмо подумал Эллиот.

– Мне надо повидаться с Джулией. Отец,если позволишь…

– Конечно, тебе обязательно надо этосделать. – Эллиот снова повернулся к огню. – Взгляни на египтолога.

Узнай, откуда он взялся. Вряд ли Джулияосталась бы в доме наедине с иностранцем. Чепуха какая-то.

– Она в этом доме наедине с чертовоймумией! – взревел Генри.

– Генри, почему бы тебе не пойти домой ине проспаться? – спокойно поинтересовался Алекс. – Увидимся, отец.

– Ну ты и придурок!

Алекс пропустил оскорбление мимо ушей. Онвсегда с легкостью не обращал внимания на обидные слова. Генри снова осушилстакан и вернулся к бару.

Эллиот слушал, как звенит бутылка о крайстакана.

– А ты запомнил имя этого таинственногоегиптолога? – спросил он.

– Реджинальд Рамсей. Выдумано дляотмазки. Готов поклясться, она назвала первое попавшееся имя. – Снаполненным до краев стаканом Генри вернулся к каминной полке, облокотился нанее и стал медленно пить, пряча глаза от наблюдавшего за ним Эллиота. – Онне произнес ни слова по-английски. Видел бы ты, какие злобные у него глаза!Говорю тебе: надо срочно принять меры!

– Ну и что ты предлагаешь?