В трубе зажурчала вода. Из двери ванной поползпар.

Рамзес снова церемонно поклонился, слегкаприподняв брови, и пошел за Джулией в ванную. Блестящая плитка, похоже, емупонравилась. Он медленно повернулся к матовому стеклу, сквозь которое лилсясолнечный свет. Посмотрел, как устроена задвижка, а потом настежь распахнул обеоконные створки – стали видны крыши домов и яркое утреннее небо.

– Рита, неси отцовскую одежду, –выдохнула Джулия. В любую минуту дверь могли выломать. – Поторопись! Дайего тапочки, рубаху, халат – все, что попадется под руку.

Рамзес задрал подбородок и прикрыл глаза.Казалось, он пьет солнечный свет. Джулия видела, как шевелятся на лбу завиткиего волос. Похоже, волосы становятся гуще. Они на самом деле густеют.

Ну конечно! Только сейчас до Джулии дошло, чтопробудило его от долгого сна. Солнце! Когда он боролся с Генри, он был ещеочень слаб. Ему пришлось ползти к солнечному свету, чтобы обрести былую силу.

Снизу донесся крик:

– Полиция!

Рита прибежала с тапочками и ворохом одежды.

– Там еще репортеры, мисс, целая толпарепортеров, и Скотленд-Ярд, и ваш дядя Рэндольф…

– Да, я знаю. Иди вниз и скажи им, что мыдома, что мы просто не можем отодвинуть засов.

Джулия выбрала шелковый купальный халат, белуюрубашку и повесила их на крючок. Дотронулась до плеча Рамзеса.

Он обернулся, и Джулию вновь поразила егоискрящаяся обаянием улыбка.

– Британия, – тихо произнес он,вращая глазами слева направо, словно очерчивая взглядом то место, где онинаходились.

– Да, Британия, – подтвердилаДжулия. Ей вдруг стало весело и легко, захотелось подурачиться. Она указала наванну: – Lavare! – Кажется, это означает «купаться».

Рамзес кивнул, продолжая с интересомоглядывать все вокруг: краны, кафель, пар, вырывавшийся из длинной трубки.Затем посмотрел на одежду.

– Это для тебя, – пояснила Джулия,указывая на халат, а потом на Рамзеса. Как жаль, что она забыла латынь. –Одежда, – отчаявшись, пробормотала она.

И тут он расхохотался. Добродушно,снисходительно. И Джулия снова застыла в изумлении, глядя на его нежное,прекрасное лицо. Какие белые у него зубы, какая безупречная кожа, какойповелительный взор! Ну что ж, ведь он Рамзес Великий – разве нет? Если онабудет думать об этом, то опять упадет в обморок.

Она шагнула к двери.

– Reste! Lavare! – попыталась Джулияего убедить, сопровождая слова умоляющим жестом, но тут Рамзес неожиданносхватил ее за руку.

Сердце у Джулии замерло.

– Генри, – тихо произнес Рамзес.Лицо его потемнело от гнева, но гнев был обращен не на нее.

Джулия перевела дыхание. Она слышала, каккричит Рита, призывая стоявших на улице прекратить стучать. Кто-то кричал ей вответ.

– Не надо беспокоиться из-за Генри.Сейчас не надо. Будь уверен, я с ним разберусь.

Нет, он не поймет. Жестами Джулия велела емуподождать и медленно высвободила руку. Рамзес кивнул, отпуская. Она вышла,захлопнула дверь и помчалась по коридору и по лестнице.

– Впусти меня, Рита! – кричалРэндольф.

Чуть не споткнувшись на последней ступеньке,Джулия ворвалась в гостиную. Саркофаг закрыт. Заметят ли они пыльную дорожку наковре? И ведь никто не поверит! Она сама не верила!

Джулия остановилась, закрыла глаза, глубоко вздохнула,велела Рите отпереть дверь и с самым серьезным видом стада ждать. Скоро вкомнату ворвался дядя Рэндольф – небритый, в домашнем халате. За ним появилсямузейный охранник, а следом – два джентльмена в одинаковых невзрачных пальто,очевидно сыскные агенты, хотя Джулии было непонятно, зачем они пришли.

– Объясните, ради бога, чтослучилось? – пытаясь изобразить зевок, спросила она– Я так сладко спала, авы меня разбудили. Который час? – Она смущенно огляделась. – Рита,что происходит?

– Не знаю, мисс! – Голос у горничнойсорвался на крик, и Джулия жестом приказала ей замолчать.

– Дорогая, я просто в ужасе! –кинулся к ней Рэндольф. – Генри сказал…

– Что? Что сказал Генри?

Два джентльмена в серых пальто глазели наразлитый кофе. Один из них уставился на развернутый носовой платок, из которогопросыпался на пол белый порошок. В лучах солнца он был очень похож на сахарныйпесок. И тут в дверях возник Генри.

Джулия бросила на него мрачный взгляд. Убийца!Но сейчас нельзя выдавать свои чувства. Она не позволяла себе поверить в это –иначе можно сойти с ума Джулия снова мысленно увидела, как он протягивает ейчашку с кофе, и вспомнила это каменное выражение на бледном лице.

– Что случилось, Генри? – холодноспросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Полчаса назад ты умчалсяотсюда с такой скоростью, словно встретил привидение.

– Черт возьми, ты прекрасно знаешь, чтослучилось, – прошипел Генри.

Он побледнел и взмок. Вытащил носовой платок ивытер верхнюю губу. Рука его заметно тряслась.

– Успокойся, – сказал Рэндольф,обращаясь к сыну. – Скажи, что же все-таки ты увидел?

– Дело вот в чем, мисс, – вмешалсячеловек из Скотленд-Ярда, тот, что был пониже ростом. – Кто-нибудьврывался к вам в дом?

Голос и манеры джентльмена Джулии уже не былотак страшно, и, когда она заговорила, самообладание полностью вернулось к ней.

– Конечно нет, сэр. Мой брат виделразбойника? Генри, у тебя больное воображение. У тебя были галлюцинации. Яникого не видела.

Рэндольф с бешенством взглянул на сына. Людииз Скотленд-Ярда смутились.

Генри пришел в ярость. Не говоря ни слова, онпосмотрел на Джулию с такой злобой, словно готов был задушить собственнымируками. А она смотрела на него и повторяла про себя: «Ты убил моего отца. Тысобирался убить меня.

Нам не дано знать, что можно чувствовать втакие минуты, – думала она– Но я знаю только одно: я тебя ненавижу. За всюсвою жизнь я не испытывала такой жгучей ненависти ни к кому».

– Саркофаг, – вдруг пробормоталГенри, вцепившись в дверной косяк, словно не смел войти в комнату. – Яхочу, чтобы его немедленно открыли!

– Ты и вправду потерял голову. Никто недотронется до саркофага. В нем находится бесценная реликвия, котораяпринадлежит Британскому музею. Воздух для нее вреден.