так долго? Хотя, — она взглянула на букет и понимающе улыбнулась, — понятно. Спасибо. Я люблю цветы. Очень.

К нам неслась крупная короткошерстая собака, белая в больших черных плямах. Я невольно остановился.

— Дамка, не тронь! Это свой, свой! — строго сказала Мария.

Собака остановилась и стала ластиться к хозяйке, недоверчиво поглядывая в мою сторону. Мария погладила Дамку, спокойно повторяя:

— Дамочка, это Артем. Свой, свой, свой… Артем, погладь ее. Нежно, ласково, как будто гладишь меня.

Я наклонился к собаке и погладил по голове. Она смотрела на меня спокойно, но напряженно, готовая в любую минуту схватить за руку.

— Хорошая собачка, хорошая. Будем дружить, Дамочка.

— Ну, все. Познакомились, теперь пошли в дом, — пригласила Мария.

Я выпрямился и направился вслед за хозяйкой.

— Интересно, кто кормил Дамку, когда мы сидели в лагере? Я своим питомцам оставлял еду впрок. Но они у меня недисциплинированные — стремятся съесть все сразу, а потом голодают.

— Дамка такая же, и я попросила приятельницу Лену ежедневно кормить утром и вечером и Дамку, и Мумку.

Мария распахнула передо мной сени и остановилась, пропуская меня вперед.

— А кто это, Мумка? — недоумевал я.

— Мумка — это кошечка, моя любимица.

Я вошел в сени, и Мария тут же последовала за мной. Переобуваясь в мягкие тапочки, я ощутил доносившиеся из кухни дразнящие аппетит ароматы свежего борща, пюре, жареного мяса и прочей вкуснятины.

Всюду, начиная с сеней и прихожей, царили строжайшая аккуратность и неукоснительный порядок. Большой массивный стол, антикварный буфет, внутри которого сверкала расставленная со вкусом посуда, тахта и прочные старомодные стулья, создавали обстановку неописуемого уюта и душевного комфорта. Везде чувствовалась единая система, единый подход ко всему. В гостиной на полу лежал ковер восточной работы, а в остальных комнатах — элегантные ковровые дорожки. Под потолком, довольно высоким по нынешним меркам, висела люстра с розоватыми плафонами в виде лилий с филигранными краями. При этом потолок был оклеен обоями кремового цвета с розовым оттенком.

Если вещи действительно имеют свои места, предопределенные свыше или облюбованные ими самими, то именно там они и стояли. Здесь в каждом уголке господствовала гармония, не было ни одного чужеродного предмета, ничто не раздражало взгляд. Повсюду царил корабельный порядок. Все гармонировало одно с другим, абсолютно все идеально вписывалось в общую обстановку.

На стенах красовались аккуратные эстампы с изображениями птиц, зверей, рыб, стрекоз, бабочек и экзотических пейзажей. Буфет и подвесные полки сверху были уставлены фарфоровыми и мраморными статуэтками, фигурками из бронзы и чугуна, тропическими раковинами и колониями кораллов. На полке над тахтой красовались фотографии. Нетрудно было догадаться, что на них были запечатлены Мариины родители, сын в разные возрастные периоды, сама Мария в пять или шесть лет и постарше. Особенно броской была фотография ее двадцатилетней с букетом полевых цветов. На переднем плане в лакированной рамке стоял фотоснимок сына с невесткой в белой короткой фате и еще несколько свадебных. Потрет молодого мужчины в черном пиджаке с ослепительно белым платочком в нагрудном кармашке, стоящий на журнальном столике, привлек мое особое внимание.

— Муж? — поинтересовался я.

— Нет. Это мой двоюродный брат. Старший. В день защиты диплома. Я его люблю, как родного. Знал бы ты, какой он умница! Журналист, сейчас аккредитован в Риме. У меня есть газеты и журналы с его статьями.

— А где же муж?

Мария несколько смутилась.

— Я же говорила, что мужа у меня нет… — она сделала паузу и добавила: — Пока что.

Я засмеялся.

— Ничего. Очень надеюсь, скоро будет. А как насчет бывшего мужа? Его можешь показать?

— К сожалению, нет. После развода я на него была очень обижена, ужасно зла и в порыве гнева уничтожила все его фотографии. Теперь, когда он стал мне совершенно безразличен, сожалею о содеянном. Сейчас образ бывшего мужа настолько потускнел в моей памяти, что я с трудом его себе представляю. А иногда хотелось бы взглянуть на человека, с которым столько лет прожито… Впустую…

— Почему же впустую? Ты ведь от него чудесного сына родила. Загляденье-парень. Да и общих воспоминаний должно быть много. Не всегда же и не все между Вами было плохо. Было, думаю, и хорошего немало. Ты ведь любила его, даже очень.

— Насчет сына согласна. Он у меня золото, а не ребенок. А все остальное мне теперь видится совсем по-иному, с совершенно иных позиций, — она глубоко вздохнула. — В нем, как я теперь понимаю, было столько откровенно негативного, даже мерзкого. Но любовь, как говорится, зла. Застлала мне глаза… Ну да Бог с ним. Что было, то быльем поросло. Садись за стол — обедать будем.

Она ласково улыбнулась и указала на место за большим столом, где давно уже стояли обеденные приборы, бокалы, рюмки, бутылка шампанского и пятизвездочного коньяка.

— Марийка, а зачем здесь обедать? Удобнее было бы на кухне. Еда та же, зато возни куда меньше.

— Нет, я хочу, чтобы наш первый обед прошел в торжественной обстановке.

— Зря ты это…

Она не дала мне договорить:

— Здесь я командирша. Так что слушайся. Садись и жди.

На ее лице заиграла обезоруживающая улыбка, и я сдался без боя.

Посуда у Марии была самая современная, ресторанная. Не то, что у меня — бабушкины сервизы фирмы «Кузнецов», все в стиле «ретро». Как и следовало ожидать, обед оказался лучше любого ресторанного. И холодные закуски, и борщ, и отбивные с ароматным пюре, и даже компот из сухофруктов я оценил на пять с плюсом. Она выпила глоток шампанского, а я — рюмочку коньяка. Мне хотелось дербалызнуть еще парочку — для поднятия настроения, но после недолгих колебаний я решил воздержаться.

Мы сидели на тахте в обнимку. Уже в который раз я пересказывал все, что знал о мире за бортом шлюза, и Мария продолжала задавать многочисленные вопросы. Иногда они были по-детски наивны и немного раздражали меня, а порой носили глубокий философский характер, и мне требовалось время, чтобы сконцентрироваться и дать на них удовлетворительные ответы.

— Артем, а что дальше?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты так и собираешься быть единственным обитателем открытого тобой мира?

— Конечно же, нет. Ты будешь со мной рядом. Я объявляю тебя королевой всей планеты. Кстати, ты должна придумать ей название.

— Артем, я серьезно. Ведь это не может долго продолжаться. Не кажется ли тебе, что если мы будем и дальше оставаться единственными обитателями этой планеты, то для нас такое положение потеряет всякий смысл. Зачем и кому нужен король целой планеты без подданных? Как в «Маленьком принце» Экзюпери.

— Да, ты права. Думаю,