Нины всё бы у него здесь получилось. Если бы тётка Роза племянницу свою ему не подсунула, сводня старая! И комнату бы дождался, и дочку бы привёз, и всё было хорошо. Может, еще бы и женщину встретил нормальную!

— Думаю, не скоро ему вообще захочется с женщинами-то общаться! — задумчиво протянула Люба, и Иван согласно закивал головой в ответ.

Быстро пролетело время, и вот уже утирала Люба слёзы, а Иван хмурил брови, провожая Сергея на перроне шумного Волгоградского вокзала.

— Ты хоть пиши когда-никогда, как ты там вообще устроишься. Да и в гости приезжай, дочку бери и к нам в отпуск!

— Спасибо! И тебе Вань, за всё спасибо, и тебе Любаша! За пирожки твои в дорогу спасибо, голодный не останусь. А в гости — вы сами к нам соберитесь. Я думаю, к лету домишко может себе какой куплю, в деревне. Денег немного отложил, начальник подсуетился премию мне выписывал побольше в последние-то месяцы. Так что, жду вас к нам, а звонить и писать обязательно буду. И вы меня не забывайте!

Друзья, кутаясь в шарфы от пронизывающего ветра, махали рукой вслед уходящему от перрона поезду, который уносил Сергея домой.

Домой… Наконец-то! Сергей уложил свои вещи под сидение и поздоровался с соседями — хмурым пожилым мужчиной с множеством баулов и двумя весёлыми молодыми людьми в стройотрядовских куртках, устраивающихся на верхних полках.

Он смотрел в окно, небо уже вечерело, мимо пролетали невысокие подлески и широкие поля, припорошенные снегом — зима в этих краях не была еще похожа на привычную для Сергея. Но уже скоро, он знал, скоро завьётся под колёсами позёмка, метель заиграет за окном в свете ночных фонарей, летящих в темноте за окнами, и вырастут укутанные в зиму ели, и могучие сосны устремятся ввысь. И тогда он поймет, что уже скоро будет дома.

За пару дней до отъезда, когда вещи были уже собраны в дорогу, и билет был на руках, он отправился на почтамт, чтобы позвонить домой.

— Мам, я еду домой. Простите ли меня, пустите ли меня с отцом к вам пожить? — говорил он Меланье Фёдоровне, и сердце его заходилось от такой болючей радости, что слёзы упрямо давили горло и просились выплеснуться.

— Что ты, сынок, мы тебя все ждем. Приезжай, мы рады будем! Ледовский отца спрашивал, что ты с работой решил, ждут тебя на заводе, примут! А что, Женьке сказать, что ты едешь?

Сергей подумал, что по всей видимости не особенно доверяет ему тёща, раз спрашивает. Не верит, что и в этот раз ничего не случится такого, что задержит блудного непутёвого зятя и не позволит ему исполнить обещанное. Что ж, сам он в этом виноват, заслужил и недоверие и всё остальное, что с ним произошло.

— Нет, не говори ей. Приеду, будет сюрприз. Может и дочка меня простит, хоть со временем.

Теперь, прикрыв веки и слушая стук колёс в притихшем вагоне, он думал о Женьке. Что он скажет дочке, и что должен сказать? Сказать, что Нина обманула его, что это всё её вина? Но он должен был сказать правду — сам он виноват. Виноват изначально, что струсил, и не нашёл другого выхода, кроме как оставить её одну переживать горе…

Прав был Иван, когда сказал другу, услышав всю его историю жизни:

— Эх, Серёга, ты лучше бы лес валить тогда ушёл, чем от дочки уезжать так далеко. Уставал бы, да, но горе бы своё на второй план отложил, а вперед бы дочкино принял. Она без мамы осталась, а твоими стараниями не только без отца тоже, а еще и с тётей Ниной лицом к лицу…. Вот знаешь, не обижайся, а Нину тебе за предательство Бог послал!

Сейчас, когда всё прожитое оставалось там, в Волгограде, Сергей понимал, что вновь завоевать доверие дочери, её уважение, ему придётся очень сильно постараться.

Глава 40

Женька собрала в портфель свои тетради и учебники. Что-то сегодня она устала, уроков было много, скоро четвертная контрольная по математике, нужно готовиться. А еще скоро новый год, ёлка… Маша ушла рисовать стенгазету, с её талантом к рисованию она была главой редколлегии, и Женька даже по-хорошему завидовала подруге, у неё рисование всегда прихрамывало.

Совсем недавно разлюбила Женька новый год… Все приготовления напоминали ей маму, и отца, и те времена, когда она была маленькой, и кружилась возле большой душистой ёлки в костюме снежинки из накрахмаленной марли, расшитой дождиком.

А теперь бывала и ёлка, принесённая дедушкой, и игрушки на ней были те же, но… уже не приносил новый год того чуда, что ждет в душе каждый человек, даже взрослый. Теперь новый год для Женьки был отравлен, с привкусом горечи были привезенные Лялей из города мандарины, и фольга от шоколадки напоминала те дни, когда они с мамой оборачивали такой же фольгой грецкие орехи и вешали их на пушистые игольчатые ветви.

Женька подумала, что домой идти ей не хочется, и отправилась в кабинет Ульяны Михайловны — вдруг она не занята, и Женька сможет подождать Машу за чтением интересного журнала.

— Женя, здравствуй! — Ульяна Михайловна сидела в маленькой своей подсобке, расположенной в задней части кабинета русского языка и литературы, — Ты что домой не идешь?

— Здравствуйте, а я Машу жду, у них редколлегия, газету рисуют… Не хочется одной домой идти.

— Ну, посиди пока у меня, — пригласила Женьку учительница, — Сейчас я тебя чаем угощу, у меня ванильные баранки есть.

Ульяна Михайловна, закончив занятия, распустила обычную свою строгую прическу, и её вьющиеся каштановые волосы рассыпались по платку, прикрывающему плечи в тонкой блузке — из окон дуло и было немного прохладно.

На столе появились две чашки с чаем и вазочка с баранками, Женька такие любила.

— Ты пей, пока горячий, и угощайся баранками, не стесняйся. А я пока тетради проверять буду, — пригласила девочку Ульяна и взяла красную ручку.

Женька пила чай, листала маленькую книжку с картинками, а сама украдкой поглядывала на Ульяну Михайловну. Она была совсем не похожа на Женькину маму — каштановые волосы, смугловатая кожа и карие глаза в пушистых черных ресницах — но в то же время была неуловимо и поразительно похожа… Женька разглядела едва видимые шрамы на подбородке учителя, уходившие по шее вниз, и подумала, что той тоже пришлось пережить в жизни много боли.

Едва обозначившаяся сеточка морщинок вокруг глаз делала их невообразимо добрыми, когда Ульяна Михайловна улыбалась, поймав на себе взгляд девочки. Женька