— Переодевайся и иди обедать! — позвала внучку Меланья Фёдоровна.

А Женя между тем раздумывала, что же ей делать… Она никогда никого не обманывала в своей жизни, считала это недостойным. А теперь перед нею стоял выбор — спрятать письмо и никому не говорить о нём, и тогда всё в её жизни останется прежним… Но ведь потом может прийти и второе, третье…и тогда обман раскроется, и Женьке будет неимоверно стыдно!

— Бабушка, вот, почтальон передала письмо, папе пришло, — Женя вошла в кухню и отдала бабушке конверт.

Пусть, может быть и так, всё изменится в её жизни от этого поступка, но врать Женя не станет. И ей будет не стыдно смотреть в глаза бабушке, деду, отцу, да и с самой собой Женя привыкла жить в ладу.

— Письмо? — удивилась бабушка, и надела на нос очки, — Давай-ка посмотрим, что за письмо.

Бабушка прочла то, что было написано на конверте, чуть нахмурилась и глянула на внучку. Через пару секунд невскрытое письмо догорало в печи.

Глава 42

Женька удивлённо смотрела на бабушку, как же так — ведь письмо было адресовано отцу…

— Садись, сейчас тебе супчик положу, — бабушка погладила внучку по волосам, — А потом на чердак полезай, за игрушками на ёлку. Переберём сегодня, а завтра и нарядим. Уже праздник скоро.

— Бабуль… — Женька во все глаза смотрела на бабушку, — А как же…

— Что? Что такое? — бабушка вопросительно глянула на Женьку и поворошила кочергой угли в печи.

— Чаепитие у нас будет в классе, — Женька мигом передумала спрашивать то, что вертелось у неё на языке, и переменила свой вопрос, — Можно мы с Машей у нас печенье испечём завтра?

Вместе с дедом Николаем в дом ворвался одуряющий запах зимнего леса. Пушистая ёлка стояла в сенях, наполняя дом и сердца его обитателей предвкушением новогодних чудес.

— Вот, я еще лап еловых принёс! Женька в школу унесет, класс украсят, — дед протянул внучке смолистые ветви, — Жень, смотри, тут даже шишечки есть!

К вечеру Женька, которую закружило новогоднее настроение, уже почти позабыла про то самое, сожжённое в печи письмо, и вспомнила про него только тогда, когда отец вошел в дом.

— О, я смотрю, у вас тут полным ходом уже новый год наступает! — Сергей обнял дочку за плечи, — А дух какой лесной стоит! В профсоюзе вот подарки давали сегодня, держи, от деда Мороза.

— Пап, я же уже большая, — засмеялась Женя, — И в деда Мороза не верю! Тем более ты говорил, что у вас в профсоюзе дед Мороз — это Кравцов, дядя Петя! У него и усы подходящие — седые!

Все рассмеялись, согрелись сердца родных друг другу людей, и только Барсик недовольно глянул с печи на смеющихся домочадцев — сами бы ночью и ловили мышей в подполе, раз ему сейчас выспаться не дают!

Всё же вопрос о сожженном письме Женьке покоя не давал, и она раздумывала, как сказать об этом отцу.

Однако после ужина, когда на столе появился пыхтящий горячий чайник и любимые Женькины чашки, синие, в горошек, а в вазочку были высыпаны принесённые в подарке конфеты, Меланья Фёдоровна сказала:

— Сергей, сегодня Жене нашей почтальон письмо передал для тебя…из Волгограда.

Все затихли. Стало слышно, как потрескивают в печи сухие поленья и за окном, во дворе, завьюжил ветер.

— Но я его сожгла в печи! — заявила Меланья Фёдоровна и посмотрела в глаза зятю, — Нечего себе сердце рвать! У тебя дочь растёт, вот о ней и думай!

Женька подумала, что сейчас отец рассердится и на бабушку, и на неё… Но Сергей посмотрел на тёщу и сказал, усмехнувшись:

— Ну, сожгла и сожгла. Туда ему и дорога!

Сергей видел, как побледнело личико дочери, когда Меланья Фёдоровна сказала про письмо, и как нахмурился Николай Николаевич. После своего приезда он остро ощущал, как пропасть пролегла между ним и Женькой. Видел, что девочка с недоверием отнеслась к его словам, что он приехал насовсем и возвращаться в Волгоград не собирается. И не знал, как это исправить.

Конечно всё, что произошло между ним и Ниной, он не мог рассказать дочке, но вот родителям он всё открыл без утайки. И теперь даже благодарен был тёще за то, что сожгла это письмо.

— Ты бы поговорил с ней, — тихо сказала ему Меланья, когда Женька ушла к себе, — Тяжело ей, надо вам между собой недомолвки не держать. Скажи, что сам думаешь, и её выслушай.

Сергей задумался. Что сказать девочке, дочери, которой он обещал уже однажды, сказал: «Верь мне», и слова своего не сдержал…

Он осторожно стукнул в дощатую дверь Женькиной комнаты и вошёл.

— Жень, я про письмо…и вообще про Волгоград хочу тебе сказать. Ошибся я тогда, ты прости меня. Мне вообще не нужно было уезжать отсюда, я только понял это поздновато.

— Что произошло у вас с тётей Ниной? — помолчав, спросила Женька, — И что… с малышом? Как они теперь все будут…

— Не будет малыша, тётя Нина ошиблась. Такое бывает, — Сергей не знал, правильно ли он говорит, но посчитал, что дочка пока еще мала для всей правды.

— И вы поссорились?

— Нет, просто решили разойтись. Мы не подходим друг другу, но больше всего… Жень, я тебя очень люблю. И думаю, не нужен нам с тобой никто, мы друг у друга есть, и бабушка, и дед. Вот пусть так и будет!

Женька приникла к отцу, мягкое и доброе детское сердечко готово простить любую обиду, самая чистая и бескорыстная она — детская любовь.

— Пап, а давай здесь останемся жить. Я в город не хочу, в новую школу. Пожалуйста, а?

— Ну, если ты не хочешь, то можем и не ехать.

До глубокой ночи не спал Сергей, коря себя за поступки, и за всё, что произошло по его вине, смотрел в морозную звездную ночь за окном и думал, что всё готов сделать для дочки.

Глава 43

Весна всё больше расширяла свои владения. Уже сошли сугробы, на проталинах зазеленела свежая травка, прилетевшие с зимовки грачи деловито расхаживали на колхозном поле в поисках корма. Пахло свежестью и солнцем.

Женькина жизнь стала такой размеренной и обычной, наполненной простыми девчоночьими радостями. Сергей работал на заводе, ездил на смены на рабочем автобусе, все в семье с волнением ожидали рождения малыша у Ляли и Вадима.

Вечерами, управившись по хозяйству, Меланья Фёдоровна усаживалась поближе к лампе и вышивала батистовые распашонки — выводила цветными нитками ягодку или