— Здравствуйте, Филипп Борисович! — с фальшивойжизнерадостностью провозгласил Зиц и тихо добавил. — Иначе было нельзя.Вчера, выйдя из комы, он набросился на медсестру Изабеллу Анатольевну. С цельюизнасилования.

Валя хихикнула:

— Ну и как, успешно?

— Ничего смешного. — Марк Донатовичпосуровел. — Он держал Изабеллу Анатольевну зубами за горло, она дажепозвать на помощь не могла. Хорошо, вошел медбрат, Коля Степаненко. То естьчего хорошего… Когда Коля попытался оторвать больного от медсестры, Морозовсломал ему обе руки и откусил пол-носа. Понадобилось двое врачей-мужчин ичетверо охранников, чтобы совладать с пациентом. Сила чудовищная… А результаттакой. У рентгенолога сломана челюсть, у двоих охранников серьезные укусы.Изабелла Анатольевна в шоковом состоянии, она ведь даже замужем никогда небыла. Плюс на горле ссадины от зубов. С Колей Степаненко вообще беда. Морозовведь нос не просто откусил, но еще и проглотил. Так что обратно не пришьешь…

Присвистнув, Валя поглядела на скованного филолога суважением.

— Вот это да! Прямо Тарзан, Шварценеггер какой-то. А повиду — сморчок сморчком.

— Синдром Кусоямы, чего вы хотите, — пожал плечамиМарк Донатович. — Всё шиворот-навыворот. Я вчера говорил по телефону ссупругой пациента, она сейчас в Базеле. Говорит, тишайший человек. Последниешесть лет не проявлял никакого интереса к половой жизни. И вот что мы имеем:гиперагрессивность плюс гиперсексуальность. Виноват тестостероновый взрыв.Гипофиз просто захлебывается от перепоставки гормонов. Мозговой центрагрессивности возбужден до предела…

Доктор филологических наук кое-как вывернул голову. На Зицаи Николаса едва взглянул, Валя его тоже не заинтересовала, зато при виде дочерибольной весь заизвивался, даже зарычал. Саша вскрикнула и спряталась за Нику.

— Филипп Борисович, я сниму с вас маску, если выпообещаете вести себя тихо и не кричать, — громко сказал главврач. —Даете слово?

Забинтованная голова еле заметно кивнула.

— Ну вот и умничка. Миша, сними. Только пальцыосторожно. И лобный ремень оставь.

Санитар (или охранник?) отстегнул намордник, повесил наизголовье.

— Иди, Миша, побудь в коридоре. Ты нам пока не нужен.Мы будем вести себя хорошо, правда?

Больной сладко улыбнулся, но, едва за Мишей закрылась дверь,отмочил штуку: высунул длинный, очень красный язык и, не сводя глаз с Саши,сделал им несколько змееобразных движений, а потом облизнулся. Зрелище былоотвратительное.

Девушка так и зашлась от судорожных рыданий, а Зиц укоризненносказал:

— Филипп Борисович, вы же обещали!

— А разве я кричу? Я тише воды, ниже травы. Сашенька,доченька, подойди, поцелуй папочку. Желательно взасос.

Голос у больного был едкий, глумливый, но речь вполнесвязная, отчетливая. Новый взрыв Сашиного плача сопровождался гаденькимдребезжащим смехом папаши.

— Да, с дочерью я вчера здорово ошибся, —рассказал главврач Николасу и Вале. — Сначала я решил, что вспышкаагрессии — единократный припадок, временное помрачение сознания. И вызвалдевочку. Его жена сказала, он в дочери души не чает. Думал, пациент увидитродного человека, начнет приходить в себя. Виноват я, очень виноват. Понимаете,больные синдромом Кусоямы невероятно хитры и изобретательны. Морозовприкинулся, что ничего не помнит про Изабеллу Анатольевну. Плакал, просил егоотстегнуть. Ну, я и поддался… Вначале вроде бы шло нормально. Они с дочкойобнялись, оба плачут. Но стоило оставить их двоих… Крик, рык, грохот! Едва мы унего девочку вырвали. Ему сейчас все равно — дочь, не дочь. Вся этическаясистема полетела вверх тормашками…

— Папа на самом деле не такой! — дрожащим голосомвыкрикнула Саша. — Он просто болен!

— Конечно. И я обязательно его вылечу. — Зицподошел к кровати, наклонился. — Филипп Борисович, ведь вы умный,интеллигентный человек. Взгляните на свое состояние с научной точки зрения. Врезультате травмы у нас с вами проблемка по части физиологии мозга. Произошелперекос гормоноснабжения, вы повышенно возбудимы, но зачем же так травмироватьСашу? Ведь она ваша дочь!

Морозов осклабился.

— А кого тут еще травмировать? Этого меринапереодетого, что ли?

Он дернул головой в сторону Вали — та аж руками всплеснулаот такого ужасного оскорбления.

Ника же поневоле был впечатлен. Впервые на его памяти кто-тос ходу определил Валино гендерное происхождение.

— Не обращайте внимания, он психически болен, —шепнул Валентине врач. — Филипп Борисович, я ввожу вам внутривеннопрепарат моей собственной разработки. Он поможет вашему мозгу справиться споследствиями травмы. Всё вернется на свои места. Но на это понадобится время.Сколько — не знаю. Торопиться опасно — слишком большая нагрузка на сердце, аэлектрокардиограмма у вас не очень.

— Тю-тю-тю, — сказал на это достоевсковед. —Пойди лучше, *** *******.

Загнул такое, что Ника не решился даже посмотреть в Сашинусторону.

У Зица в кармане запищал телефон.

— Ой, ради Бога, простите! — заизвинялся докторперед невидимым собеседником. — Совсем из головы вон! Сейчас, сейчас бегу!Одна минута.

Рассоединился, скороговоркой объяснил:

— Меня уже десять минут ждут, совсем забыл. Попробуйтевосстановить эмоциональный контакт. Попытка — не пытка. Только ни в коем случаене отстегивать и близко не подходить. Как бы ни прикидывался, как бы ниупрашивал. Если что — Миша за дверью.

И был таков.

— Ничего, — мрачно заявила Валя. — Если что,я его и без Миши вырублю.

Она хотела показать больному кулак, но Ника удержал запястьеуязвленной помощницы. Надо было и в самом деле попытаться установить контакт сэтим монстром. Иначе как найти вторую половину рукописи? И «перстень ПорфирияПетровича»!

О том же, кажется, подумала и Саша. Она посмотрела наФандорина, едва заметно кивнула: мол, попробуйте, на вас вся надежда.

— Хм. Филипп Борисович, моя фамилия Фандорин… Ваша дочьрассказала мне о ситуации в вашей семье. Пора переводить в швейцарскую клиникуочередной взнос, двадцать тысяч евро. Там же ваш сын, Илья…

На глазах у Морозова выступили крупные слезы, а одна дажескатилась по щеке.

— Илюша… Илюшечка, сыночек, — растроганнопробормотал больной.

Воодушевленный такой реакцией, Ника заговорил уверенней: