Это был высокий, полный человек с прямыми седыми волосами, вочках и с большим золотым перстнем на припухшем от жира пальце. Весь он былкакой-то широкий, избыточный, и всё на нем было широкое — щегольский халат(оказывается, и докторский халат бывает щегольским), белые брюки, удобныеплоские туфли. Движения больших рук были размашисты, голос раскатист ибарственен. Но больше всего поражали ярко-синие, очень молодые глаза, странносмотревшиеся на морщинистом лице.

Без интереса скользнув по Саше и на несколько секунд задержавшисьна Николасе, мальчишеские глаза седовласого доктора остановились на Вале,сверкнули искорками и с этого момента глядели на нее почти неотрывно. Да иговорил Марк Донатович, главным образом адресуясь к эффектной фандоринскойсекретарше.

Валя, конечно, рада стараться: ноги сдвинула, рукипристроила на коленях, глазки целомудренно опущены, но время от времениприцельно постреливают по объекту из-под длинных ресниц.

— Вы супруга Николая Александровича? — вот первое,чем поинтересовался Зиц.

— Нет-нет, — проворковала Валя, кокетка. — Мыколлеги по работе, и еще я дружу с его женой.

Приятнейше ей улыбнувшись, врач ненадолго одарил вниманиемСашу:

— Деточка, я знаю, какой ты перенесла шок. Но не надоустраивать из случившегося трагедию. Как говорили в древности у нас на Руси,твой папа «впал в изумление», то есть выпал из ума. Помнишь, как у Высоцкого:«Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж. Он над нами издевался — нусумасшедший, что возьмешь?»

— Папа не сумасшедший! — надорванным голосом выкрикнуладевочка.

— Ну конечно. Это просто последствие травмы. Уверен —временное. Я обязательно его вылечу.

Зиц успокаивающе похлопал Сашу по руке, но смотрел уже снована Валю.

— Скажу без ложной скромности: специалистов моегоуровня по физиологии мозга в мире двое-трое, ну максимум четверо. И ни у одногоиз них нет моей генеалогии, а в нашей профессии это очень, очень важно. По отцуя происхожу из Коровиных, это четыре поколения психиатров. А мой прадед поматери — и вовсе академик Зиц, тот самый, великий нейрофизиолог. Вот почему уменя двойная фамилия, и «Зиц» в ней стоит на первом месте, так договорилисьмежду собой мои родители. Между прочим, «Марком» они меня назвали в честьимператора Марка-Аврелия, это вам тоже не комар чихнул.

Марк Донатович усмехнулся Вале, как бы иронизируя надсобственной похвальбой. Общий эффект получился такой, какой надо: ивпечатляюще, и обаятельно.

Было видно, что главврач обожает распускать перья передкрасивыми женщинами, поэтому Ника решил повернуть разговор в более деловоерусло:

— Скажите, что за диагноз у Сашиного отца? Сама она несмогла нам объяснить.

— Еще бы. Пойдемте в палату. Расскажу по дороге.

Отвлеченный от созерцания Вали, Зиц сразу стал самаделовитость. Взглянул на свой «роллекс», вскочил, заторопился.

— Ты, деточка, можешь подождать здесь, — сказал онСаше. — Я понимаю, это тяжело.

Та, побледнев, покачала головой.

— Нет, я с вами.

Первый раз Марк Донатович остановился в кабинетикесекретарши (которая, очевидно, уже успела поговорить с Лондоном и упорхнула).Поднял палец и сказал:

— Начнем с того, что последствия всякой Си-И-Ти, тоесть cranioencephalic trauma — черепно-мозговой травмы, непредсказуемы ичреваты непредсказуемыми осложнениями. Человеческий мозг — система тонкая,таинственная, постоянно ставящая нас в тупик. Да что же вы встали? Пойдемте.

По ходу объяснения эта сцена повторялась неоднократно.Доктор останавливался в коридоре, на ступеньках, на лестничной площадке, сновав коридоре, выдавал очередную порцию сведений и удивлялся — что это слушателистоят, когда нужно торопиться.

Понимать его речь, изобиловавшую аббревиатурами, попреимуществу англоязычными, было непросто — даже носителю языка Николасу, неговоря уж об остальных. Суть же сводилась к следующему.

От сильного удара в мозгу больного нарушилось нормальноекровообращение, что полностью изменило установившиеся психофизические параметрыповедения. Этот тип посттравматической дисфункции носит общее название «OrganicAggressive Syndrome» — «Органический агрессивный синдром», причем в случаепациента Морозова стопроцентно прослеживается симптоматика редчайшейразновидности OAS, так называемого Kusoyama Syndrome, Синдрома Кусоямы.Психиатрический диагноз подтверждается результатами SPECT, Однофотоннойэмиссионной компьютерной томографии. В обоих полушариях имеются выраженныегипокаптуры. Почти не вызывает сомнений, что серьезно нарушен серотонергическийбаланс, в связи с чем возникли кардинальные личностные изменения. Проводимыйкурс лечения предполагает фармакологическую компенсацию 5-эй-ти-нейротрансмиссии,однако пока положительный результат не прослеживается. Должен произойтикачественный скачок, который восстановит нормальное кровообращение, а такжебелковый и гормональный баланс.

Дослушав всю эту муть, Фандорин спросил:

— Он что, от удара сошел с ума? Тронулся рассудком?

Марк Донатович с сожалением посмотрел на него. Вздохнул.

— Нет, с ума Морозов не сошел. В том смысле, чтоспособности к рациональному мышлению он не утратил. «Тронулся рассудком» —определение крайне некорректное, но более верное. Видите ли, патологическоесостояние, известное как Синдром Кусоямы, пока очень мало изучено медициной, ав столь острой форме вообще регистрируется впервые. Это интереснейший феномен!Такая удача! — Врач поперхнулся, поглядев на дочь больного. — Я имеюв виду, в научном смысле.

— Да что за Кусояма такая? — нетерпеливо спросилаВаля. — Вы по-нормальному, по-человечески объяснить можете?

Оказалось — может. Во всяком случае, если попросит красиваяженщина.

— Если упрощенно, человек становится своей полнойпротивоположностью. В ментальном и нравственном смысле. Инстинкты и комплексы,которые пациент все шестьдесят лет жизни подавлял усилием воли, сознания,воспитания, вырвались на поверхность. То же, что составляло приоритетные иобыденные интересы, утратило всякую ценность. Жертва синдрома, впервыеописанного профессором Кусоямой, так сказать, сжигает всё, чему поклонялась, ипоклоняется всему, что сжигала. Человек как бы превращается в свой негатив —ну, вроде фотопленки. Что было белым, становится черным. Что было черным,становится белым. Понимаете?

— Нет, — честно признался Ника и поглядел на Валю.

Та пожала плечами. Саша, тяжко вздыхая, смотрела в пол.