Получилось не очень вежливо, Николас даже смутился. НоСивуха, кажется, не обиделся.

— Да, в свое время я создал этот медицинский центр радисына. В основе благотворительности всегда лежит личная мотивация, без этого небывает. Вот и мне, как говорится, nihil humanum.[4] Судя по этимсловам, человек он был неглупый и, похоже, с образованием — для депутатаредкость.

— Папа, я устал! Можно я пойду к себе?

Оставив доктора, к ним приближался «мальчик-гений». На видему было лет пятнадцать, тонкий голос еще не начал ломаться.

Охранник двигался, отстав на два шага, из чего следовало,что приставлен он не к депутату, а к отпрыску.

— Вы кто? — с подростковой непосредственностьюспросил отпрыск, рассматривая Николаса.

— Меня зовут Николай Александрович. А вас?

Фандорин нарочно обратился на «вы» — в переходном возрастемальчикам очень хочется, чтобы их воспринимали как взрослых.

— Олег. Сколько вам лет?

Все-таки он совсем еще ребенок, подумал Николас и, чутьулыбнувшись, ответил.

Олег смотрел на него и молчал, в холодных голубых глазах небыло ничего детского. Улыбка сама собой сползла с Никиного лица.

— Вы ошибаетесь, — задумчиво проговорилОлег. — Вам никак не больше тринадцати. Я бы дал одиннадцать-двенадцать. Вобщем, поздний предпубертат.

Фандорин удивился — не столько странному заявлению, сколькотому, что мальчик знает такое мудреное слово.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил подошедшийдоктор Зиц.

Олег не повернул головы — он обращался исключительно кНиколасу:

— Я умею видеть настоящий возраст мужчины. У женщинпо-другому. Они с годами меняются. Внутренне. Сначала девочка, потом девушка,потом женщина, потом старуха. Если перевести на язык семейногопозиционирования, дочь — жена — мать — бабушка. Это связано с деторождением именоциклом.

Ника слушал с все возрастающим изумлением, а странныймальчик по-прежнему вел себя так, словно кроме них двоих здесь никого не было.

— Но мужчина запрограммирован на один возраст. Ивнутренне почти не изменяется. Вот папе по паспорту пятьдесят, а на самом деледвадцать пять. Он всё рвется в вожаки стаи, всё норовит побольше самокзатоптать и пошире территорию пометить. Таким был, таким и останется.

Поразительно, но папу-депутата эта дефиниция нисколько нешокировала. Наоборот, он поглядел на окружающих с горделивой улыбкой — мол,видите, какой он у меня гениальный?

— Или взять вас. Вы говорите, вам сорок пять, а я вижу:предпубертат, канун полового созревания. Всё в мушкетеры тянет играть. И досамой смерти не наиграетесь. Такая уж в вас заложена программа.

А ведь маленький паршивец прав, подумалось вдруг Нике. Я всамом деле часто чувствую себя двенадцатилетним среди людей взрослых и зрелых.

— Ну, а мне сколько лет? — поинтересовался МаркДонатович.

Олег, не повернувшись, обронил:

— Семь. Вы еще не вышли из возраста младенческойжестокости. И никогда не выйдете. Правда, любопытно смотреть, как поведет себястрекозка, если ей оторвать крылышки?

Доктор засмеялся.

— Олег, вы сами-то какого возраста? — спросилНика.

— При моем диагнозе? — Паренек деланорассмеялся. — Весьма преклонного.

Нике внезапно сделалось ужасно жалко ершистого акселерата.Что же у него за диагноз такой? От чего его здесь лечат? Не от гениальности же,в самом деле? Хотя, безусловно, мальчик очень умен, начитан и не по годамразвит.

— Пойдем, папа. Я придумал одну штуку, хочу тебепоказать.

Больше Олег на Фандорина не смотрел, будто уже вычислил этунеизвестную величину и утратил к ней всякий интерес.

Только, когда троица уже уходила по коридору, удивительныймальчик на секунду обернулся и посмотрел на Николаса как-то по-особенному.Будто с безмолвным предостережением.

— Он что, в самом деле гений? — спросил Фандорин,когда папа, сын и охранник скрылись за поворотом. — Господин Сивуха таксказал.

Марк Донатович покривился.

— М-да. Случай очень непростой. Больше десяти летработаю с Олегом. Он здесь, можно сказать, пол-жизни проводит. Лечение сложное,многоэтапное… Насчет гения Аркадий Сергеевич, как свойственно родителям,преувеличивает, но молодой человек, действительно, обладает незауряднымиспособностями. Мог бы стать талантливым изобретателем — если бы не тратил времяна всякую ерунду. Ведь что такое талант? — оживился Зиц, очевидно, садясьна любимого конька. — Та же физиологическая дисфункция мозга, связаннаяопять-таки с нарушением гормонального баланса. Вот у Морозова произошланедопоставка серотонина. А у Олега — врожденная проблема со стероидами. Как бывам проще объяснить? Недоразвитие одного участка мозга компенсируетсягипертрофированным развитием другого участка. На это и нацелена стратегия моеголечения: восстановить равновесие.

— Загасить талант, что ли? — спросила Валя. —Типа: станет потупее, и гормоны устаканятся?

Зиц засмеялся.

— Не совсем так, Валечка. Если вас интересуют вопросыгормональной деятельности, я с удовольствием устрою для вас небольшой экскурс.Может быть, заглянете ко мне, чуть позже? Я покажу вам свои разработки. Этоочень интересно, поверьте.

— Могу себе представить, — до предела распахнуларесницы Валя.

Эскалации флирта помешала Саша Морозова.

— Марк Донатович, пойдемте уже к папе, а? —напряженным голосом произнесла она.

Во взгляде девушки, устремленном на дверь палаты, читалисьтоска и ужас.

Такое Фандорин прежде видел только в кино.

Посередине большой белой комнаты стояла белая кровать. Наней, пристегнутый белыми ремнями, в белом кожаном наморднике лежал докторфилологических наук Морозов. Даже его перебинтованная голова была прикреплена кизголовью особым ремнем. Мужчина скосил на вошедших глаза — их белки сверкнулидиким, синеватым блеском.

Рядом на стуле сидел здоровенный детина в халате. На поясе унего висела не то резиновая дубинка, не то электрошокер — потрясенный зрелищем,Николас толком не разглядел.

Ступив через порог, Саша немедленно, в ту же секунду, началавсхлипывать. И ее можно было понять…