Из раны на руке потек свет, а не кровь, и, к удивлению Каладина, она начала затягиваться — на коже проступил иней, количество буресвета в теле уменьшилось. Он втянул еще, до той грани, за которой начиналось заметное свечение. Парень уклонялся, вертелся, прыгал, бежал.

Его натренированное для битв тело наслаждалось новообретенной скоростью, и он щитом отражал летящие стрелы. Каладин как будто родился для этого, с юных лет только и ждал шанса воспользоваться буресветом. Раньше и не жил, а вел унылое и беспомощное существование. Теперь исцелился. Не превзошел свои возможности,­ нет — наконец-то понял, на что способен.

Стая стрел алкала его крови, но Каладин увертывался от них, и хотя еще одна оцарапала его руку, другие отлетели от щита или нагрудника. Обрушился новый ливень, и он поднял щит, тревожась,­ не слишком ли медленно. Однако стрелы изменили направление полета, повернули к его щиту, врезались в него. Их словно что-то притянуло.

«Я их притягиваю!»

Он вспомнил десятки вылазок с мостом, когда стрелы вонзались в древесину совсем рядом с тем местом, где его руки держались за рукояти. И всегда чуть-чуть промазывали.

«Как давно я это делаю? Сколько стрел я притянул к мосту и отвратил от себя?»

Не было времени об этом думать. Он продолжал бежать, уклоняясь. И чувствовал, как стрелы проносятся мимо, слышал свист, ощущал щепки, которые летели во все стороны, когда стрелы ломались, ударившись о камни или о его щит. Каладин надеялся, что отвлечет на себя хоть кого-то из лучников-паршенди, но понятия не имел, что их ответ будет таким сильным.

Часть его азартно ликовала оттого, что приходилось все время метаться, уклоняться и отбивать ливень стрел. И все же он начал замедляться. Попытался втянуть буресвет, но ничего не произошло. Сферы были пусты. Он запаниковал, но вскоре поток стрел начал ослабевать.

Вздрогнув, Каладин понял, что мостовые расчеты ушли в стороны и уже разместили свои грузы, а он все продолжал увертываться от стрел. Четвертый мост стоял где полагалось, кавалерия неслась по нему, чтобы атаковать лучников. Несмотря на это, некоторые разгневанные паршенди все продолжали стрелять по Каладину. Воины с легкостью их убивали, очищая пространство для пехотинцев Садеаса.

Каладин опустил щит. Тот был весь в торчащих стрелах. Он едва успел перевести дух, как с радостными криками нагрянули мостовики и чуть не повалили его на землю от восторга.

— Дурень! — вскричал Моаш. — Шквальный дурень! Что это было? О чем ты думал?

— Невероятно быть, — сказал Камень.

— Ты должен был погибнуть! — воскликнул Сигзил, и его обычное строгое выражение лица сменилось широкой улыбкой.

— Буреотец... — прибавил Моаш, вытаскивая стрелу, застрявшую в жилете Каладина у плеча. — Вы только поглядите на это.

Парень оглядел себя и с ужасом обнаружил с десяток дыр по бокам жилета и рубахи — там, где стрелы едва не попали в него. Три стрелы застряли в кожаном жилете.

— Благословенный Бурей, — пробормотал Шрам. — Больше добавить нечего.

Каладин не отвечал на их восхваления, его сердце все еще колотилось, а разум оцепенел. Он был изумлен тем, что выжил, замерз от буресвета, который впитал, и вымотался, словно пробежал жес­токую полосу с препятствиями. Парень посмотрел на Тефта, вскинув бровь, и кивком указал на кошель на поясе.

Тефт покачал головой. Он наблюдал; поднимавшийся от Калади­на буресвет был незаметен окружающим в ярком свете дня. И все-таки то, как тот увертывался от стрел, должно было выглядеть невероятно. Слухи о нем теперь многократно усилятся.

Он повернулся навстречу солдатам, что шли мимо, и кое-что осознал. Ему еще предстояло разобраться с Маталом.

— Встать в строй, ребята, — приказал Каладин.

Они с неохотой подчинились, построившись по двое. Впереди возле их моста стоял Матал. Он выглядел обеспокоенным — и ничего удивительного. Приближался Садеас. Каладин напрягся, вспо­мнив, как его предыдущая победа — когда они перевернули мост боком — обернулась поражением. Поколебавшись, он поспешил к мосту и Маталу, куда и направлялся Садеас. Мостовики последовали за Каладином.

Каладин прибыл в тот момент, когда Матал кланялся Садеасу, который был в своем знаменитом красном осколочном доспехе. Каладин и его отряд также поклонились.

— Аварак Матал, — заговорил Садеас и кивнул на Каладина, — этот человек мне знаком.

— Он тот самый, светлорд, — взволнованно кинулся объяснять Матал. — Тот, который...

— Ах да, — перебил Садеас. — Тот, с которым случилось «чудо». И ты вот так послал его вперед, приманкой? Не ожидал я от тебя подобной смелости.

— Светлорд, я принимаю на себя всю ответственность. — Матал приосанился.

Садеас окинул взглядом поле боя:

— Что ж, к счастью для тебя, сработало. Вероятно, мне теперь придется тебя повысить. — Он покачал головой. — Эти дикари почти не обращали внимания на атакующих солдат. Все двадцать мос­тов на местах, в большинстве отрядов никаких потерь. Даже не знаю, что об этом думать. Считай, что я тебя похвалил. Примечательней всего то, как этот парень увертывался... — Он пришпорил коня и ос­тавил Матала и мостовиков позади.

Это было самое неискреннее повышение, какое только видел Каладин, но и так сойдет. Он широко улыбнулся, встретив яростный­ взгляд Матала.

— Ты... — начал Матал, брызгая слюной. — Меня могли казнить из-за тебя!

— А взамен повысили благодаря мне, — сказал Каладин, и Четвертый мост построился вокруг него.

— Мне все равно стоило бы тебя подвесить.

— Пробовали уже. Ничего не вышло. Кроме того, вы же понимаете, что теперь Садеас будет ожидать, что я каждый раз буду там бежать, отвлекая лучников. Если хотите заставить какого-нибудь другого мостовика — что ж, желаю удачи.

Матал побагровел. Он повернулся и устремился прочь, к другим мостовым расчетам. Два ближайших — Седьмой и Восемнадцатый мосты — смотрели на Каладина и его команду. Все двадцать мостов на местах? Почти нет потерь?

«Буреотец, — подумал Каладин. — Сколько же лучников в меня стреляли?»

— Ты это сделал! — воскликнул Моаш. — Ты нашел секрет. Надо это использовать. Применить шире.

— Спорим, я бы тоже смог так увертываться, если бы меня ничто не отвлекало, — сказал Шрам. — Еще бы хороший доспех...

— Надо сделать побольше, — согласился Моаш. — Где-то пять, чтобы можно было бежать впереди, отвлекая на себя внимание паршенди.

— Кости, — объяснил Камень, скрестив руки на груди. — Вот почему все сработало. Паршенди так взбесились, что забыли про мостовые отряды. Если на всех пятерых будут кости паршенди...

Тут Каладин кое-что вспомнил. Он оглянулся, высматривая в толпе мостовиков Шена. Где же паршун?