– Этого я и опасался, – сказал Томми. – Пожалуйста,проводите нас сразу же в комнату вашей сестры.

Поняв серьезность положения, миссис Ханикотт повиновалась. Вхолле они заметили Эллен, быстро зашедшую в одну из комнат.

Поднявшись на второй этаж, миссис Ханикотт открыла первуюдверь на площадке. Томми и Таппенс вошли следом за ней.

Внезапно она вскрикнула и отшатнулась.

На диване лежала неподвижная фигура в черной накидке,отороченной горностаем. Прекрасное, но бездушное, как у большого ребенка, лицобыло невредимо. Рана находилась на виске – тяжелый удар тупым орудием;проломлен череп. Кровь медленно капала на пол, но сама рана давно пересталакровоточить…

Томми осмотрел распростертую фигуру. Его лицо было бледным.

– Значит, он все-таки не задушил ее.

– Что вы имеете в виду? Кто? – воскликнула миссис Ханикотт.– Она мертва?

– Да, миссис Ханикотт. Убита. Вопрос в том – кем? Впрочем,тут не может быть особых сомнений. Странно, несмотря на все напыщенные слова, яне думал, что парень на это способен. – Помолчав, он решительно повернулся кТаппенс: – Приведи полисмена или позвони откуда-нибудь в полицию.

Таппенс кивнула. Она тоже сильно побледнела. Томми проводилмиссис Ханикотт вниз.

– Вы точно знаете, в котором часу вернулась ваша сестра? –спросил он.

– Да, – ответила миссис Ханикотт, – я как раз переводилачасы на стене. Занимаюсь этим каждый вечер, потому что они отстают на пятьминут в день. На моих часах было ровно восемь минут седьмого, они никогда неспешат и не отстают ни на секунду.

Томми кивнул. Это соответствовало рассказу полисмена. Онвидел, как женщина в меховой накидке вошла в ворота минуты за три до появленияТомми и Таппенс. Тогда Томми посмотрел на свои часы и увидел, что было на однуминуту позже назначенного времени их встречи с Джильдой Глен.

Конечно, существовала слабая вероятность, что кто-топоджидал Джильду в комнате наверху. Но если так, значит, этот человек все ещепрячется в доме. Никто, кроме Джеймса Райли, отсюда не выходил.

Томми побежал наверх и произвел быстрый, но тщательный обыскпомещений. Нигде никого не оказалось.

Тогда он сообщил новости Эллен, подождал, пока подойдут кконцу ее причитания и обращения к святым, и задал ей ряд вопросов.

Не приходил ли в дом сегодня еще кто-нибудь и не спрашивалли мисс Глен? Нет, никто не приходил. Поднималась ли она этим вечером наверх?Да, как обычно, задернуть портьеры в шесть или в начале седьмого. Это было какраз перед тем, как тот сумасшедший стал колотить в дверь молотком. Она побежалавниз открыть дверь и, выходит, впустила убийцу.

Томми не стал возражать. Но он все еще испытывал страннуюжалость к Райли и нежелание верить худшему. Тем не менее больше никто не могубить Джильду Глен. В доме не было никого, кроме миссис Ханикотт и Эллен.

Услышав голоса в холле, Томми спустился и обнаружил тамТаппенс и полицейского, которого она встретила на улице. Последний извлекзаписную книжку и тупой карандаш, исподтишка его облизнув. Потом полисменподнялся наверх, взглянул на жертву и заметил, что, если он к чему-нибудь прикоснется,инспектор задаст ему перцу. После этого он выслушал истерические и сбивчивыеобъяснения миссис Ханикотт, иногда делая записи. Его присутствие былоуспокаивающим.

Томми удалось задержать полисмена на крыльце, когда тотвышел позвонить в участок, и поговорить с ним пару минут наедине.

– Вы говорите, что видели, как убитая свернула в ворота. Выуверены, что она была одна?

– Уверен. С ней никого не было.

– А после этого и до того, как вы встретили нас, из воротникто не выходил?

– Ни души.

– А вы бы увидели, если кто-то вышел?

– Конечно, увидел бы. Никто не выходил до этого полоумногопарня.

Представитель закона величаво спустился по ступенькам иостановился у белого столба ворот с красным отпечатком руки.

– Любительская работа, – снисходительно заметил он. – Такнаследить!

После этого он вышел на дорогу.

На следующий день после преступления Томми и Таппенс все ещепребывали в «Гранд-отеле», но Томми счел разумным избавиться от церковногооблачения.

Джеймс Райли был задержан и находился под арестом. Егоадвокат, мистер Марвелл, только что закончил долгий разговор с Томми.

– Никогда бы не поверил, что Джеймс Райли на такое способен,– сказал адвокат. – Он мог произносить кровожадные речи, но не более того.

Томми кивнул:

– Если растрачиваешь энергию на слова, на действия остаетсянемного. Насколько я понимаю, мне предстоит роль одного из главных свидетелейобвинения. Его разговор со мной незадолго до убийства выглядит особенноскверно. Но, несмотря ни на что, мне нравится этот парень, и, если бы был ещехоть один подозреваемый, я бы считал его невиновным. А что говорит он сам?

Адвокат поджал губы:

– Утверждает, что нашел ее там мертвую. Но разумеется, этоневозможно. Он заявил первое, что пришло ему в голову.

– Да, если бы он говорил правду, это означало бы, чтопреступление совершила словоохотливая миссис Ханикотт, что абсолютнофантастично. Да, по-видимому, это все-таки его рук дело.

– Не забывайте, что горничная слышала ее крик.

– Ах да, горничная… – Помолчав, Томми задумчиво промолвил: –Какие мы доверчивые создания! Мы воспринимаем показания как непреложную истину,а что они представляют собой в действительности? Только впечатления,передаваемые уму чувствами. А если эти впечатления неверны?

Адвокат пожал плечами:

– О, мы знаем, что самые ненадежные свидетели те, которые современем вспоминают все больше и больше без всякого намерения обмануть.

– Я имею в виду не только это. Мы все, сами того не зная,говорим вещи, не соответствующие действительности. Например, и вы, и я,несомненно, много раз заявляли: «Это почта», услышав двойной стук и тарахтениепочтового ящика. В девяти случаях из десяти мы были правы, но в десятый раз этооказывался хулиганивший мальчишка. Понимаете, о чем я?

– Да-а, – медленно протянул мистер Марвелл. – Но мненепонятно, к чему вы клоните.

– Вот как? Впрочем, я сам не уверен, что все понимаю, ноначинаю видеть свет. Это как та палка, помнишь, Таппенс? Один ее конецуказывает в одну сторону, но другой всегда указывает в противоположную. Зависитот того, держишь ли ты за нужный конец. Двери открываются, но они также изакрываются. Люди поднимаются наверх, но также спускаются вниз.