x x x

Вот уже неделю, получив, в конце концов,разрешение матери, Жаклин жила у О. Рене все это время был чрезвычайнопредупредителен и внимателен. Он водил их в ресторан обедать, а вечерамиприглашал в кино, выбирая при этом совершенно невозможные фильмы, то прокаких-то торговцев наркотиками, то про тяжелую жизнь парижских сутенеров. Когдаони рассаживались в зале, он занимал кресло между ними, потом брал их обоих заруки и, не произнося ни слова, смотрел на экран. Иногда, когда там возникалисцены насилия, он поворачивался к Жаклин и внимательно следил за ее лицом,стараясь подсмотреть в темноте, как меняется его выражение, чтобы понять, какиепри этом чувства испытывает девушка. Но, как правило, лицо Жаклин не выражалоничего, разве что, иногда на нем появлялся след легкого отвращения, и тогдауголки ее рта немного опускались вниз. После фильма Рене на своей открытоймашине вез их домой, теплый ночной ветер развевал густые волосы Жаклин, и она,чтобы они не хлестали ее по лицу, пыталась придерживать их руками.

Живя у О., Жаклин вполне терпимо относилась кнекоторым вольностям, которые Рене позволял себе по отношению к ней. Он,например, мог совершенно спокойно зайти в ее комнату под предлогом, что забылздесь какие-то бумаги (что было откровенной ложью, и О. это отлично знала) и,якобы не обращая внимания на то, что Жаклин в этот момент неодета илипереодевается, начать рыться в ящиках большого, украшенного деревяннойинкрустацией секретера.

Комната Рене была немного темной — окнавыходили на север, во двор — и, со своими серыми, стального цвета стенами ихолодным полом, представляла собой разительный контраст светлым солнечнымкомнатам, расположенным со стороны набережной. К тому же она была довольнобедно обставлена, и этот секретер со старинной тяжеловатой элегантностью был,пожалуй, единственным ее украшением. Думая обо всем этом, О. не без основанияполагала, что вскоре Жаклин согласится перебраться к ней, в ее светлые комнаты.И тогда они будут не только пользоваться одной ванной и делить с ней еду и косметику,о чем они договорились в первый же день, но и разделять нечто куда большее. Вобщем так оно все и произошло, правда, Жаклин, делая это, руководствоваласьсовсем иными соображениями, нежели думала О. Она нисколько не тяготиласьотведенной ей комнатой — ее мало интересовал уют, и если, в конце концов, она ипришла к О., и стала спать с ней, так это произошло не от того, что ей ненравилась ее комната — нет, этого не было (хотя О. приписывала ей это чувство ив душе радовалась, что может при случае воспользоваться им) — она просто любиласексуальное удовольствие и находила безопасным получать его от женщины.

Случилось это на шестой день. Они пообедали вресторане, потом Рене привез их домой и десяти часам вечера уехал, оставив ихнаедине. И вот как-то буднично и просто Жаклин, голая и еще влажная послеванны, появилась на пороге комнаты О. Она спросила:

— Вы уверены, что он не вернется? — и, недожидаясь ответа, легла на большую уже расстеленную, словно в ожидании,кровать.

Закрыв глаза, она позволила О. целовать иласкать себя, сама при этом никак не отвечая на ее ласки. В какой-то моментЖаклин начала едва слышно стонать, потом все громче и громче и, в конце концов,закричала. Заснула она почти сразу, прямо при ярком свете, лежа попереккровати, распластавшись и свесив с нее разведенные в стороны ноги. Прежде чемприкрыть девушку одеялом и погасить свет, О. какое-то время смотрела напоблескивающие в ложбинке ее груди крошечные капельки пота.

Когда часа через два, уже в темноте, О. снованачала ласкать ее, девушка не сопротивлялась. Повернувшись так, чтобы О. былоудобнее гладить ее, она, по-прежнему не открывая глаз, прошептала:

— Только, пожалуйста, не очень долго: мнезавтра рано вставать.

Как раз тогда Жаклин пригласили сниматься вкаком-то фильме. Роль была эпизодическая, но она согласилась. Гордится ли онаэтим или нет понять было довольно трудно. И ее отношение к этому новому для неезанятию тоже оставалось неясным: то ли она принимала эту работу как первый шагна пути к достижению желаемой известности, то ли просто как развлечение. Как быто ни было, каждое утро она резко вскакивала с кровати — и в этом было большезлости, чем предвкушения, — спешила в душ, торопливо красилась, причесываласьи, ограничивая свой завтрак большой приготовленной О. кружкой черного кофе,выбегала за дверь, позволяя однако перед этим О. поцеловать ей руку.

x x x

Жаклин уходила в полной уверенности, что О.,такая теплая и домашняя в своем белом шерстяном халате, проводив ее,обязательно вернется в постель и поспит еще часик-другой. Но она ошибалась. Вте дни, когда она отправлялась ранним утром в Булонь на студию, где проходилисъемки фильма, О. дождавшись ее ухода, быстро собиралась и вскоре уженаходилась на рю де Пуатье, в доме сэра Стивена.

Там обычно в это время заканчивалась уборка.Служанка — пожилая мулатка по имени Нора вела О. в гостиную, где та раздевалась(одежда укладывалась в стенной шкаф), надевала лакированные туфли на высокихкаблуках, которые громко стучали при ходьбе, и обнаженная следовала за пожилойженщиной. Их путь лежал к кабинету сэра Стивена. У самой двери ониостанавливались и Нора, открыв ее, отступала в сторону, пропуская О. вперед.

О. никак не могла привыкнуть к этомуритуальному шествию, а раздеваться и стоять голой перед этой суровой молчаливойженщиной, ей было не менее страшно, чем перед слугами в Руаси. В своих мягкихвойлочных тапках мулатка, точно монахиня, бесшумно двигалась по комнатам икоридорам дома. И О. все то время, пока она шла за ней не могла оторватьвзгляда от торчащих вверх завязок ее белого чепчика. Но наряду со страхом,причины которого ускользали от ее понимания, внушаемым ей этой женщиной, схудыми кожистыми, словно ветви старого дерева, руками, О. чувствовала и нечтосовершенно противоположное, а именно, какое-то подобие гордости за себя оттого, что эта мулатка — служанка сэра Стивена, оказывалась свидетельницей техзнаков внимания, которыми удостаивал ее, О., ее хозяин. Впрочем — и О. отдаваласебе в этом отчет — возможно, что подобного удостаивалась не одна она. Но О.хотелось верить, что сэр Стивен любит ее, и она почти убедила себя в этом. Онаждала, что вот-вот он вновь скажет ей об этом, но по мере того, как крепли еголюбовь и желание, сам он становился лишь более нуден, медлителен и педантичен.Иногда он по полдня заставлял ее ласкать себя, оставаясь при этом совершеннобезучастным. О. с радостью выполняла все его требования, и чем грубее и резчебыли его приказы, тем с большей признательностью принимала она их, будучиабсолютно счастлива тем, что он допускает ее до себя и терпит ее ласки. Егоприказы были для нее манной небесной.