О. чуть не вскрикнула. Она собралась поставитьна стол чашку, но рука так сильно дрожала, что чашка опрокинулась, и кофейнаягуща выплеснулась прямо на скатерть. О. завороженно смотрела, как все шире ишире расползается по столу коричневое пятно и пыталась предсказать по немубудущее Жаклин. Воображение рисовало ей одну картину ярче другой: Жаклин впышном платье из красного бархата с приподнятой корсетом и открытой грудью;Жаклин, обнаженная, стоящая на коленях перед Пьером; ее золотистые бедраисполосованные ударами плети; ее холодные и чистые, как лед, глаза, наполненныеслезами; ее ярко накрашенный и раскрытый в крике рот; ее прилипшие ко лбубелокурые волосы… Нет, это совершенно немыслимо, решила О., только не Жаклин.

— Это невозможно, — произнесла О.

— Еще как возможно, — ответил сэр Стивен. —Откуда, по-вашему, девушки в Руаси? Вы, главное, привезите ее туда, и от васбольше ничего не требуется. Впрочем, если она захочет уехать, она сможет этосделать в любой момент. А теперь пошли.

Он резко поднялся и, расплатившись за завтрак,направился к выходу. О. торопливо последовала за ним. У машины она остановиласьи подождала, пока сэр Стивен откроет дверцу, потом забралась внутрь и селарядом с ним. Въехав в Буа, сэр Стивен свернул на какую-то узкую боковую улочку,остановил машину и, повернувшись к О., обнял ее.

О. думала — или ей так хотелось думать, — чтоЖаклин будет изображать из себя неприступную добродетель. Но стоило ей толькопопробовать проверить это, как она тут же убедилась, что все совсем не так. Онапоняла, что та чрезмерная стыдливость, с которой Жаклин закрывала за собойдверь гримерной, когда шла переодеваться, собственно, предназначалась ей, О.,чтобы завлечь ее, чтобы вызвать в ней желание открыть дверь и войти в этукомнату. В конечном счете все так и произошло, но Жаклин так никогда и неузнала, что это долгожданная решимость О. была вызвана не ее наивными уловками,а совершенно иной причиной. Какое-то время О. это приятно забавляло.

Сэр Стивен обязал О. рассказывать ему обовсем, что касалось ее отношений с Жаклин. И иногда, помогая Жаклин привести впорядок волосы, например, после того, как та снимала платье, в которомпозировала, и одевала свой легкий свитер с длинным узким воротником, О. думалао том, с каким огромным удовольствием и желанием она рассказала бы сэру Стивенуо Жаклин, позволь та ей хотя бы через свитер поласкать свои маленькие,смотрящие в стороны груди, или забраться рукой к ней под юбку, или простораздеть ее. Когда О. целовала ее, Жаклин замирала, будто прислушиваясь кчему-то. Целуя Жаклин, О. запрокидывала ей голову и языком приоткрывала губы.При этом ей все время казалось, что если не поддерживать Жаклин, то девушкаобязательно упадет — молча, с закрытыми глазами. Но как только О. отпускала ее,Жаклин вновь становилась этакой добродетельной светской дамой, резкой иироничной. Тогда она говорила: «Вы испачкали меня помадой». И, улыбаясь,вытирала губы. В такие мгновения О. старалась запомнить все подробности —легкий румянец, появляющийся после ее поцелуев на щеках Жаклин, слабый,отдающий шалфеем, запах пота — чтобы потом обо всем этом рассказать сэруСтивену. До сих пор Жаклин позволяла О. только целовать ее, а сама при этомоставалась совершенно безучастной.

Уступая О. она становилась совсем другой, непохожей на обычную, Жаклин. Все остальное время она вела себя очень независимои отстраненно, стараясь никоим образом не давать никаких поводов для подозренийи сплетен. Пожалуй, лишь появляющаяся все чаще и чаще на губах Жаклинтаинственная улыбка, или скорее даже тень, след этой улыбки, похожей на улыбкуМоны Лизы — такой же неопределенной, неуловимой, странно беспокоящей, указывалана то, что под холодным взглядом этих зеленых бездонных глаз, возможно,скрывается нечто похожее на смятение.

О. довольно скоро заметила, что Жаклинпо-настоящему доставляли удовольствие только две вещи: с первой все просто —это подарки, которые дарили ей всегда и везде, со второй же несколько сложнее —ей нравилось видеть в людях признаки того желания, что она возбуждала в них, стой лишь оговоркой, что эти люди либо должны быть полезны ей, либо их вниманиедолжно льстить ее самолюбию. Так вот О. не понимала, чем же она могла бытьполезна Жаклин? Хотя, возможно, что подруга сделала для нее исключение и ейпросто нравилось вызывать в О. желание и восхищение, которых та старалась нескрывать. Да и ухаживания женщины безопасны и не имеют последствий. Однако, О.подозревала, что подари она Жаклин, которой, похоже, постоянно не хваталоденег, чек на десять или двадцать тысяч франков вместо перламутровых клипсовили нового шарфа, на котором на всех языках мира было написано «Я люблю вас»,девушка стала бы сговорчивее и перестала бы избегать ее ласк. Но О. отнюдь небыла уверена в этом.

Время шло, и сэр Стивен начал проявлятьопределенное недовольство медлительностью О. Она оказалась в некоторойрастерянности, и тут, как нельзя более кстати, вмешался Рене. Он часто заходилза ней в агентство и раз пять или шесть заставал там Жаклин; тогда они втроемшли либо в «Вебер», либо в один из находящихся по соседству английских баров.О. замечала тогда во взгляде Рене, когда он смотрел на Жаклин, смесь интереса,самоуверенности и похоти — примерно так он смотрел на девушек, бывших в егораспоряжении в замке Руаси. Но Жаклин находилась под защитой крепкогосверкающего панциря своей неотразимости, и взгляды Рене ничуть не смущали ее.Зато они задевали О. — то, что по отношению к себе она считала естественным инормальным, по отношению к Жаклин ей казалось совершенно недопустимым иоскорбительным. Хотелось ли ей защитить Жаклин? Или это было вызвано простымнежеланием делить ее с кем-либо? Впрочем, и делить-то еще было нечего — Жаклинпока не принадлежала ей. И если, в конце концов, это произошло, то лишьблагодаря Рене. Трижды, когда Жаклин напивалась больше чем следовало — глаза еепри этом становились колючими, а выступающие скулы заметно розовели, — онвынужден был отвозить ее домой.

Она жила в Пасси, в одном из тех убогихсемейных пансионатов, где после большевистской революции нашли себе пристанищемногие беженцы из России. Сделанный под цвет мореного дуба вестибюль, протертыйместами до дыр зеленый палас, покрывающий пол, и толстый слой пыли лежащийвезде, куда ни кинь взгляд. Примерно это увидел Рене с порога входной двери,когда первый раз провожал Жаклин домой. Но ни тогда, ни потом ему так и неудалось переступить этого порога — стоило ему только выразить желание войти,как Жаклин всякий раз кричала: «Нет, большое спасибо!», и, выскочив из машины,забегала в дом и резким движением захлопывала за собой дверь, так словно за нейкто-нибудь гонится.