Сэр Стивен в этот раз сам привез ее домой. Онуложил ее в постель и, прощаясь, поцеловал. О. рассказала об этом и обо всемостальном Рене. Она прекрасно понимала, что теперь у него не останется никакихсомнений (если они вообще были) в том, что ей нравится, когда ее бьют, и чтоона получает от этого удовольствие. Возможно, он давно уже чувствовал это. Еемучения равным образом доставляли наслаждение и ему самому, и если он так и нерешился хотя бы раз ударить ее, то смотрел, как она с огромным удовольствиембьется и стонет под ударами других. Лишь раз в его присутствии сэр Стивен поролее. Тогда Рене, задрав ей юбки, прижал ее к столу и держал, чтобы она недергалась. В Руаси по приказу Рене ее пороли слуги. Здесь в Париже Рене нашелей по-настоящему строгого и сурового хозяина, такого, как им он сам так и несмог стать. Ее возлюбленный понимал, что человек, которого он боготворит,получает удовольствие от нее, и это делало О. еще более близкой Рене. Каждуюночь, когда О. возвращалась от сэра Стивена, Рене жадно искал на ее теле следы,оставленные самым дорогим для него человеком, и О. знала, что его предательство— не более чем простое желание добиться новых доказательств того, что егоподарок принят и доставляет сэру Стивену удовольствие.

Задрав на ней рубашку, Рене, совершеннопотрясенный, долго и не отрываясь смотрел на ее стройное, исполосованное плетьютело — плечи, спина, живот, грудь, ягодицы: все было покрыто толстымифиолетовыми рубцами. Кое-где на них проступила кровь.

— О, как я люблю тебя, — выдохнув, прошепталон.

Потом он разделся выключил свет и забрался кО. под одеяло. Она тихо стонала, когда его теплые сильные руки нежно ласкалиее.

x x x

Почти месяц не заживали рубцы на теле О. Там,где под ударами плети лопнула кожа, теперь оставались бело-розовые полосы,похожие на старые шрамы. Даже если бы не эти напоминания О. все равно бы несмогла забыть о том вечере.

У Рене, естественно, был ключ от квартиры О.,но ему почему-то до сих пор не приходило в голову дать такой же ключ сэру Стивену— видимо, это можно было объяснить тем, что англичанин никак не выражал своегожелания зайти к О. домой. Но в тот вечер сэр Стивен сам привез ее сюда, и этовдруг заставило Рене подумать о том, что его друг мог принять дверь, ключа откоторой он не имел, как умышленно возведенную Рене преграду. Или, что еще хуже,как ограничение его власти над О. Еще Рене подумал, что это просто смешно —отдать ему О. и не предоставить при этом свободы приходить к ней, когда он тогозахочет. Поэтому Рене заказал еще один ключ и отдал его сэру Стивену. И толькотогда он сказал об этом О. Но она и не думала противиться. Теперь она жила впостоянном ожидании сэра Стивена, медленно, но верно при этом погружаясь всостояние какой-то неизъяснимой безмятежности и умиротворенности. Она не знала,придет ли он ночью или утром, случится ли это в отсутствие Рене, или они придутвместе. Спрашивать об этом Рене она не решалась.

Как-то утром, часов в девять, когда О., ужеодетая, собиралась выходить из квартиры, она вдруг услышала звукповорачиваемого в замке ключа. Решив, что это Рене (он уже несколько разприходил примерно в это время), она с криком «Любимый!» бросилась к двери. Ноэто был сэр Стивен. Он поздоровался и, улыбнувшись, предложил позвонить Рене.Но у того были какие-то дела на работе, и он мог уйти оттуда не раньше, чемчерез час. О. почувствовала, как сердце начало часто и гулко биться в ее груди,и она не могла понять почему.

Сэр Стивен усадил ее на кровать, взял рукамиее голову и, притянув к себе, страстно поцеловал ее в губы. У О. перехватилодыхание, перед глазами все поплыло, и она непременно упала бы, не поддержи онее. О. не понимала, что с ней, откуда вдруг такое смятение и этот страх,сжавший горло? Что же с ней такого мог сделать сэр Стивен, чего бы ей недоводилось испытывать? Он попросил ее раздеться. Что, разве она не привыкластоять голой перед нем, разве ее пугают его молчание и резкие приказы?

Нет. Дело было не в этом. Она вынуждена былапризнаться себе, что главная и единственная причина ее неожиданного смятениявсе та же: ее вновь лишали права распоряжаться собой. С той лишь разницей, чтосейчас это было для нее куда более ощутимо: у нее больше не осталось прибежища,где бы она могла оплакать эту потерю, не было больше желанной ночи, дававшей ейотдых от дневных забот, и слились воедино сон и явь. Реальность ночи иреальность дня стали неразличимы, в это солнечное майское утро. «Наконец-то, —подумала О. — Не будет больше этих тягостных разрывов, ожиданий, неизвестности.Потому что, тот, кого все время ждали, уже здесь, он пришел, и она принадлежитему.»

О. понимала, что между нею и Рене установилсянекоторый паритет, который можно было бы объяснить их почти одинаковымвозрастом, и это значительно притупило в ней ощущение покорности и рабства —как правило, то, чего он требовал от нее, совпадало с ее желаниями. С сэромСтивеном все было иначе. Она беспрекословно подчинялась его приказам и была благодарнаему за его суровость. Как бы он не обращался к ней — на «ты» или на «вы»,говорил ли он по-французски или по-английски — независимо от всего этого в знаксвоего уважения и восхищения перед ним она звала его исключительно сэромСтивеном, хотя находила, что слово «сеньор» подошло бы еще лучше (она нерешалась произнести его). Себя же она называла «рабыней» и была при этомсчастлива, потому что Рене любил ее и любил в ней рабыню сэра Стивена.

И вот сейчас, положив одежду на кровать,обнаженная, в туфлях на высоком каблуке, О. стояла, повернувшись коблокотившемуся на подоконник сэру Стивену, и, опустив глаза, ждала. Яркоемайское солнце сквозь муслиновые, в крупный горошек, шторы врывалось в комнату,и О. чувствовала бедром тепло нагревшейся ткани. Она подумала, что может ейстоило бы немножко побрызгать себя духами или подкрасить соски, сделав ихпотемнее. Потом она вспомнила об облупившемся на ногтях ног лаке и подумала,как хорошо, что на ней сейчас надеты туфли. Стоя, окруженная тишиной в залитойсолнечным светом комнате, О. вдруг поймала себя на мысли, что она с надеждойждала, что сэр Стивен сейчас жестом подзовет ее, прикажет опуститься перед нимна колени, и она расстегнув ему брюки, будет ласкать его.

Но этого так и не произошло. О. почувствовала,что краснеет, и подумала, что в ее положении это по меньшей мере смешно — какойуж стыд у проститутки! В этот момент сэр Стивен попросил О. сесть в кресло,стоящее перед туалетным столиком, и постараться внимательно выслушать его.Собственно, туалетный столик представлял собой низкую широкую полку, вделаннуюпрямо в стену и заставленную всевозможной косметикой. Рядом с ней стоялобольшое наклонное зеркало на ножках, и О., сидя в стоящем перед зеркаломшироком низком кресле, могла видеть себя в нем всю целиком.