Когда все было кончено, он поднял ее и, преждечем отослать, указал ей на вытекающую из нее густую липкую жидкость — это былаокрашенная кровью сперма. Ее анус являл собой сейчас развороченную кровоточащуюрану.

Сэр Стивен предупредил О., что не собираетсяиз-за таких пустяков лишать себя удовольствия, и поэтому пусть она не надеетсяна его милость. Потом он еще что-то говорил, но О. плохо слушала его — онавдруг поймала себя на той мысли, что ей хочется стать для этого мужчины тем же,кем она была для Рене, и вызывать в нем, нечто большее, чем простое плотскоежелание. Она, правда, не питала каких-то особых чувств к сэру Стивену, но видя,что Рене любит его и готов ради него при необходимости даже пожертвовать ею,собралась всячески угождать ему. Что-то подсказывало ей, что Рене вольно илиневольно, но будет подражать отношению к ней сэра Стивена, и если это будетпрезрение, то Рене, как бы он не любил ее, будет относиться к ней с тем жечувством.

В Руаси все было не так: там он был ее хозяиноми от его отношения к ней зависело то, как с ней будут обращаться остальные.Здесь же хозяином был сэр Стивен, и О. хорошо понимала это. Она также понималаи то, что он будет теперь ее единственным хозяином — чтобы по этому поводу недумал Рене, — и она будет его рабыней. Глупо было надеяться на его милость, но,может быть, ей удастся пробудить в нем нечто, похожее на любовь? Она стоялаперед ним, нагая, беззащитная, и молча ждала его приказаний. Наконец он оставилсвое кресло и велел ей следовать за ним. Она — на ней по прежнему были толькотуфли на высоком каблуке и черные чулки — поднялась вслед за ним по лестнице навторой этаж и очутилась в отведенной ей комнате, настолько маленькой, что в нейедва размещались стоявшая в дальнем углу кровать, туалетный столик и стул.Рядом находилась комната побольше. Ее занимал сам сэр Стивен. Соединялиськомнаты общей ванной.

О. приняла ванну. Вытираясь, она заметила, чтона полотенце остаются розовые пятна. Потом она вернулась в свою комнату изабралась под одеяло. Оконные шторы были открыты; за окном царила ночь. Передтем как уйти к себе, сэр Стивен подошел к О. и, так же, как тогда в барересторана, когда он помог ей сойти с табурета, нежно поцеловал ей пальцы налевой руке. Этот знак внимания был настолько странен и приятен, после толькочто учиненного над ней варварского насилия, что О. заплакала.

Уснула она только под утро.

x x x

Проснулась она в одиннадцатом часу. Служанка —пожилая мулатка — принесла ей кофе, приготовила ванну и подала одежду. Шуба,перчатки и сумочка оказались там, где она их оставила — на диване в салоне.Комната была пуста; шторы на окнах открыты, жалюзи подняты. Сразу за окномвиднелся маленький и очень зеленый, точно аквариум, садик, поросший плющом иостролистом.

О. уже надела шубу, когда служанка протянулаей письмо, оставленное для нее сэром Стивеном. На конверте стояла только одназаглавная буква «О». Само же письмо представляло из себя две написанных налисте белой бумаги строчки: «Звонил Рене. В шесть часов он заедет за вами вагентство.» Вместо подписи стояла буква «S», и еще ниже шел постскриптум:«Хлыст приготовлен для следующего раза».

О. осмотрелась: между двумя креслами, вкоторых вчера сидели Рене и сэр Стивен, стоял сейчас небольшой столик, и на немвозле вазы, полной крупных желтых роз, лежал длинный и тонкий кожаный хлыст.Служанка открыла ей дверь. Положив письмо в сумочку, О. вышла. Во дворе ееждала машина, и к полудню О. уже была дома.

Значит, Рене звонил, но звонил не ей, а сэруСтивену. Она переоделась, позавтракала и теперь, сидя перед зеркалом, медленнорасчесывала волосы. В агентстве она должна была быть в три часа. У нее ещеоставалось время и можно было не торопиться. Почему же не звонит Рене? Что емуутром сказал сэр Стивен? О. вспомнила, как они обсуждали прямо при нейдостоинство ее тела. Это было так естественно для них, и они не выбираливыражений, называя все с предельной откровенностью. Возможно, что она не оченьхорошо знала английский язык, но французские выражения, представлявшиеся ейточными эквивалентами употребляемых ими слов, были очень грубыми инепристойными. А в праве ли она ждать от них иного обращения, когда, подобнопроститутке из дешевого борделя, прошла уже через столько рук?

— Я люблю тебя, Рене, я люблю тебя, — твердилаО., словно заклинание.

Она сидела в одиночестве, окруженная тишиной,и тихо, тихо повторяла, точно звала его:

— Я люблю тебя, делай со мной все, что хочешь,только не бросай меня. Господи, только не бросай.

Что может быть неприятней ожидания? Люди,которые находятся в его власти, легко узнаваемы, главным образом, по ихотсутствующему взгляду. Они как бы есть, и их как бы нет. Вот так и О. все тричаса, что она работала в студии с маленьким рыжеволосым мужчиной,рекламировавшим шляпы, уйдя в себя, в тоске, отсчитывая неторопливый бег минут,тоже отсутствовала. На ней были сейчас шотландская юбка и короткая куртка иззамши. Красный цвет блузки под распахнутой курточкой еще более подчеркивалбледность ее и без того бледного лица, и рыжий сослуживец, видимо обратив наэто внимание, сказал ей, что у нее роковая внешность.

«Роковая для кого?» — спросила О. саму себя.Она могла бы поклясться, что случись это еще два года назад, до того как онавстретила и полюбила Рене, ее внешность была бы роковой и для сэра Стивена иеще для многих других. Но любовь к Рене и его ответное чувство совершеннообезоружили ее. Не то чтобы лишили женских чар, а просто убили в ней всякоежелание использовать их. Тогда она была беззаботна и дерзка, любила танцевать иразвлекаться, кокетничая с мужчинами и кружа им головы. Но она редко подпускалаих к себе. Ей нравилось сводить их с ума своей неприступностью, чтобы потом,сделав их желание еще неистовее, отдаться, всего лишь раз, будто в награду запережитые мучения.

В том, что мужчины ее боготворили, О. несомневалась. Один ее поклонник даже пытался покончить с собой. Когда егоспасли, она пришла к нему домой, разделась и, запретив ему приближаться к ней,обнаженная, легла на диван. Он, побледневший от желания и боли, вынужден был втечении двух часов смотреть на нее, замерев, боясь пошевелиться и нарушитьданное ей обещание. После этого О. больше уже никогда не хотелось его видеть.Ей были понятны желания мужчин, и она принимала их. Тем более, что самаиспытывала нечто подобное — так ей, во всяком случае, казалось — по отношению ксвоим подружкам и просто к незнакомым молодым женщинам. Некоторые уступали ей,и тогда она водила их в дешевые отели с темными грязными коридорами и стенами,пропускающими каждый звук.