Сколько раз, там, в Руаси она вот так жестояла на коленях, открытая всем и каждому? Но тогда браслеты на руках недавали ей забыть, что она пленница и не в ее власти было изменить что-либо. Иэто было счастьем для нее, ибо она всего лишь подчинялась грубой силе и никтоне спрашивал ее согласия на это. Сейчас же она должна была по собственной воле стоятьполуголой перед мужчиной и отдаваться ему. Данное ею обещание сильнее чембраслеты и колье связывало ее. Но как бы ни было велико ее унижение или, дажескорее именно благодаря ему, она вдруг почувствовала свою неповторимость иценность. Она ощущала себя волшебным даром для двух этих мужчин.

Рене собрался уходить и сэр Стивен пошелпроводить его до двери. В одиночестве и тишине, О. чувствовала себя еще болееголой, чем в их присутствии. Щекой она касалась шелковой обивки дивана,коленями ощущала мягкий ворс толстого ковра, по ногам струилось шедшее откамина тепло. Прежде чем выйти, сэр Стивен подбросил в огонь немного дров и онитеперь весело потрескивали. Висевшие над комодом старинные часы неторопливотикали, отмеряя время человеческим жизням. Слушая их тиканье, О. думала о том,как, должно быть, странно и смешно выглядит она со стороны, стоящая на коленяхс поднятой юбкой, на фоне современной обстановки этой комнаты. Жалюзи на окнахбыли опущены. Оттуда сквозь стекла в комнату доносились звуки ночного Парижа.Что-то будет с ней дальше? Сэр Стивен задерживался. У О., с таким безразличиемпереносившей все то, что вытворяли с ней мужчины в Руаси, сейчас перехватывалодыхание при одной только мысли о том, что через минуту или через десять, ноангличанин вернется и прикоснется к ней своими руками.

Но ее потаенные надежды не оправдались. О.услышала, как сэр Стивен вошел в комнату. Он какое-то время молча рассматривалее, повернувшись спиной к камину, а потом тихим ласковым голосом велел ейподняться с колен и присесть на диван. Что она, удивленная, и сделала,испытывая при этом определенную неловкость. Он очень галантно предложил ейвиски и сигарету, но она вежливо отказалась и от одного, и от другого. О.увидела, что англичанин сейчас переоделся в домашний халат, серый, из грубойшерсти; по цвету он подходил к его волосам. Она посмотрела на его руки. СэрСтивен поймал ее взгляд, и О. густо покраснела — вот эти длинные тонкие пальцыс белыми коротко остриженными ногтями всего несколько минут назад так безжалостнонасиловали ее. Они сейчас будили в ней страх, но к этому страху примешивалосьстрастное желание вновь почувствовать их в себе.

Однако, англичанин не спешил доставить ей этоудовольствие.

— Я хочу, чтобы вы разделись, — сказал он. —Не вставайте. Снимите сначала жакет.

О. расстегнула большие золоченые пряжки и,сняв жакет, положила его на край дивана, туда, где уже лежали ее шуба, перчаткии сумочка.

— Поласкайте себе соски, — сказал сэр Стивен идобавил: — В будущем вам следует использовать более темную краску.

Ощущая в голове какую-то странную пустоту, О.несколько раз провела пальцами по кончикам грудей и, почувствовав, что онинабухли и отвердели, прикрыла их ладонями.

— Нет, нет, — строго сказал сэр Стивен.

Она убрала руки и откинулась на спинку дивана.Большие с крупными торчащими в стороны сосками груди казались несколькотяжеловатыми для ее довольно хрупкого телосложения. О. не понимала, чего же онмедлит, почему не подойдет и не прикоснется к этим распустившимся для негоцветкам. Она видела, как дрожат ее соски. Она чувствовала это при каждом вдохе.

Но вот сэр Стивен подошел к дивану и боком селна его валик. Он молчал и курил сигарету. Неожиданно немного горячего пеплаупало в ложбинку ее груди. О. не знала, специально ли он это сделал или нет. Ейпоказалось, что он намеренно хочет оскорбить ее своим пренебрежением, своимбезразличием и своим молчанием. Но она же знала, что еще совсем недавно онжелал ее. И это желание не пропало — она видела как напряжен под халатом егочлен. О. презирала себя за свое неуемное желание и презирала сэра Стивена заего проклятое самообладание. Она хотела, чтобы он любил ее, хотела егопоцелуев, ласки. О, с какой бы нежностью она приняла бы его! Он можетиздеваться над ней, может мучить ее, но оставаться безразличным он не имелправа.

В Руаси ей было абсолютно все равно, какие тамчувства испытывали те, кто обладал ею: их руки были руками ее возлюбленного, ихплоть — его плотью, их приказы — его приказами, он получал удовольствие в ееунижениях, и она жила этим. Сейчас же все было иначе. Она отлично понимала, чтоРене, оставляя ее сэру Стивену, хотел разделить ее с ним не из простоудовольствия отдавать ее другим, а ради каких-то высших соображений. Он хотелразделить с сэром Стивеном то, что больше всего любил сейчас — ее. И поэтомуобнажил О. для англичанина. Всего полчаса назад, когда она, полуголая, стояларядом с Рене на коленях, он раздвинув ей бедра, рассказывал сэру Стивену орастянутости ее заднего прохода и говорил, что он всегда помнит о пристрастияхсвоего брата. Потом он добавил, что если сэр Стивен хочет, он охотнопредоставит ему это отверстие в единоличное пользование.

— Что ж, — сказал сэр Стивен, — замечательно,— но тут же заметил: — Не смотря на все ваши старания, я все же могу причинитьей боль.

— Она принадлежит вам, — ответил Рене. — Ибудет счастлива угодить любым вашим желаниям. — Он наклонился и поцеловал ейруку.

О. была потрясена услышанным: с такойлегкостью отказаться от части ее тела! Она не могла в это поверить. Выходило,что возлюбленный дорожил сэром Стивеном больше чем ею. Теперь она понимала, чтоне всегда слепо доверяла Рене, не верила в часто повторяемые им слова о том,что он любит ее и получает огромное удовольствие от ее безоговорочногоподчинения ему. Еще одним признаком, указывающим на особое отношение еевозлюбленного к сэру Стивену («Что-то близкое к почтительности», — подумала О.)явилось для О. то, что Рене, который обычно испытывает острое наслаждение, видякак ее насилуют чужие руки и плоть, который всегда с такой жадностью следил заее перекошенным от боли лицом, за ее кричащим или стонущим ртом, за ее полнымислез глазами, на сей раз, отдав ее сэру Стивену и убедившись, что тот счел ееподходящей для себя, просто ушел.

Но это никак не могло сказаться на ее любви кРене. Сердечко О. заходилось от счастья при одной только мысли, что она что-тозначит для него, что она, униженная им, может доставлять ему удовольствие. Так,должно быть, верующие превозносят Всевышнего, посылающего им страдания. Но всэре Стивене она угадывала железную волю, способную обуздать любое желание, иперед этой волей она была бессильна. Иначе, откуда в ней этот страх? Плети ицепи замка Руаси, казались ей менее ужасными, чем холодный, пронзающий ее насквозьвзгляд сэра Стивена.