Примерно это же он говорил ей в Руаси. Нотогда у нее не было другого выхода. Там, в замке, она жила словно во сне, хотяи страшном. Сырые подвалы, пышные платья, пыточные столбы, люди в масках — всеэто не имело ни малейшего отношения к ее обыденной жизни и к ней самой. Еетогдашнее состояние было, наверное, сравнимо с состоянием спящего человека:спящий понимает, что сейчас ночь и он спит, и видит страшный сон, который раноили поздно, но должен кончиться. С одной стороны спящий, хочет, чтобы этопроизошло поскорее дабы прекратился навеваемый им кошмар, а с другой, хочет,чтобы он продолжался, ибо ему не терпится узнать развязку. И вот она, развязка,наступила, да еще и так неожиданно. О. меньше всего предполагала, что этопроизойдет так и в такой форме. В предельно короткий промежуток времени онаоказалась брошенной из настоящего в прошлое и тут же возвращена обратно, нонастоящее уже неузнаваемо изменилось. До сих пор Рене никогда не бил ее иединственное, что изменилось в их отношениях после ее пребывания в замке, такэто то, что он теперь, занимаясь с ней любовью, использовал не только ее лоно,но и ее зад и рот. О., конечно, не могла знать этого наверняка, но ей почему-токазалось, что ее возлюбленный там, в замке, никогда не участвовал в избиенияхее плетьми. Возможно, это объяснялось тем, что удовольствие, получаемое им привиде беззащитного, связанного, извивающегося под ударами хлыста или плетки тела,было несравнимо сильнее, чем если бы он сам наносил эти удары. Похоже, что этобыло именно так. Сейчас, когда ее возлюбленный, полулежа в глубоком кресле изакинув ногу на ногу, с удивительным спокойствием в голосе говорил ей, что радее согласию и с любовью в сердце отдает ее сэру Стивену, он тем самым как бывыдавал себя и признавал за собой это качество.

— Когда сэр Стивен захочет провести с тобойночь, или час, или просто захочет побродить с тобой по Парижу или сходить вресторан, он будет предупреждать тебя об этом заранее по телефону и присылатьза тобой машину, — сказал Рене. — Иногда я сам буду приезжать за тобой. Решай.Да или нет?

Но она не могла заставить себя произнести хотьслово. Сказать «да» — это значит отказаться от самой себя, от своей воли ижеланий, однако она, готова была пойти на это. Она видела в глазах сэра Стивенастрастное желание обладать ею, и ее возбуждал его голодный взгляд. Она, можетбыть, даже с большим нетерпением, чем он сам, ждала того момента, когда егоруки или губы прикоснутся к ней. И как скоро это произойдет зависело только отнее. Но ее тело говорило «нет» — хлыст и плети сделали свое дело.

В комнате было очень тихо, и казалось, чтодаже само время остановилось. Но вот желание пересилило страх в душе О., и она,наконец, произнесла столь долгожданные слова. Нервное напряжение было таквелико, что мгновением позже О. почувствовала как огромная слабость охватываетее, и она медленно начинает сползать на пол.

Словно через ватную стену, она услышала голоссэра Стивена, говоривший, что страх ей тоже очень к лицу. Но разговаривал он нес ней, а с Рене. О. почему-то показалось, что сэр Стивен сдерживает в себежелание подойти к ней, и она пожалела о его нерешительности. Она открыла глазаи посмотрела на своего возлюбленного. О. вдруг с ужасом подумала, не увидел лиРене чего такого в ее взгляде, что он мог бы принять за измену. Желаниеотдаться сэру Стивену О. не считала изменой, поскольку это желание зародилось вней с молчаливого согласия самого Рене или даже, скорее, по его приказу. И всеже она не была до конца уверена в том, что ее возлюбленный не сердится на нее.Малейшего его жеста или знака было бы достаточно, чтобы она навсегда забыла осуществовании такого мужчины, как сэр Стивен. Но знака не последовало. Вместоэтого, Рене попросил ее (вот уже в третий раз) дать им ответ. О., помедливсекунду, прошептала:

— Я согласна на все. Я ваша. Делайте со мнойвсе, что хотите. — Она опустила глаза и еле слышно добавила: — Я бы толькохотела знать, будут ли меня бить плетью?

Повисла долгая тишина, и О. успела многократнораскаяться в том, что задала свой глупый вопрос. Наконец сэр Стивен ответил:

— Иногда.

Потом О. услышала, как чиркнула о коробокспичка и звякнули стаканы, — видимо, кто-то из них наливал себе виски. Ренемолчал. Он не желал вступать в разговор.

— Я, конечно, могу согласиться и все чтоугодно пообещать вам, но вытерпеть этого я не смогу.

— А это и не нужно. Вы можете кричать иплакать, когда вам захочется. Мы не запрещаем вам этого, — снова раздался голосангличанина.

— О, только не сейчас. Сжальтесь, — взмолиласьО., заметив, что сэр Стивен поднялся из своего кресла и направился к ней. —Дайте мне еще немного времени.

Рене подошел к ней и обнял ее за плечи.

— Ну, — произнес он, — согласна?

— Да, — после небольшой паузы выдавила из себяО. — Согласна.

Тогда Рене осторожно поднял ее и заставилвстать на колени у самого дивана. Она так и замерла, закрыв глаза и вытянувруки. Грудь и голова покоились на обитом грубым шелком диване. Ей вспомниласьстаринная гравюра, которую она видела несколько лет назад. На ней былаизображена довольно молодая женщина, стоящая так же, как она сейчас, на коленяхперед большим креслом в какой-то богато обставленной комнате; в углу игралиребенок и собака, юбки женщины были подняты, а стоявший рядом мужчина занес надней розги для удара. Костюмы людей свидетельствовали, что изображенноепроисходит в шестнадцатом веке. Гравюра называлась «Наказание супруги». О. этасцена казалась тогда просто возмутительной.

Рене одной рукой держал О. за руки, а другой —поднял ее юбки. Потом он погладил ее ягодицы и обратил особое внимание сэраСтивена на покрытую легким пушком ложбинку между ее бедрами и два ждущих скупоймужской ласки отверстия. Затем он велел ей побольше выпятить зад и раздвинутьпошире колени. Она молча подчинилась.

Неожиданно все эти похвалы, расточаемые Ренеее телу, оценивающие возгласы сэра Стивена, грубые непристойные выражения,используемые ими, вызвали в О. такую неистовую волну стыда, что даже недававшее ей покоя желание отдаться англичанину внезапно пропало. Она вдругподумала о плети — боль, вот что было бы избавлением от этого; ей вдруг захотелось,чтобы ее заставили кричать и плакать — это бы оправдало ее.

В это время рука сэра Стивена нашла вход в еелоно и грубо проникла туда. Большой палец этой же руки англичанин с силойвдавил в ее анус. Он то отпускал, то вновь входил в нее, и так до тех пор, покаона, обессиленная, не застонала под его лаской. Чувство стыда исчезло, и онапочувствовала презрение к себе за эти стоны.

— Я оставляю тебя сэру Стивену, — сказал Рене.— Он вернет мне тебя, когда сочтет нужным.