– Ну, а ты?

– Я-то? – усмехнулся Ковбой не без гордости. – А яподумал, что ни к чему мне порох изобретать и Америку открывать. Пока Гвоздьколол доцента, взял я за жопку его, так сказать, заместителя. Вам деталиинтересны? Как мы его убеждали?

– Никоим образом, – сказал Мазур.

– Ну, тем лучше, время сэкономим… Да вы не смотрите на менятак, мы ему паяльник в зад не пихали и яйца в дверь не вставляли. На кой хер?Просто обрисовали ему, как культурному человеку, все плюсы и минусыизменившейся обстановки… а он, поразмыслив, выбрал плюсы, а не минусы.

– Перевербовался?

– И быстренько, – хохотнул Ковбой. –В конце-то концов… Я ж на перспективу работаю, к чему уродовать клиента?Хрен с ним, пусть гребет свой процентик, лишь бы работал честно. Словом, сейчасна раскопе есть засланный казачок от Гвоздя и есть – от меня. И когда все будеттрудолюбиво упаковано, даст он мне сигнальчик, а я уж постараюсь, чтобыгрузовичок пришел совсем не туда, куда Гвоздь планировал. Так оно дешевле ипроще. Места глухие, закон – тайга, медведь за прокурора… Говорю же, пара днейосталась, они до могилы вот-вот доберутся… Гвоздь собирался сразу отправитьгрузовичок в Китай по налаженному каналу… может, и я так же сделаю. Канал,заверяют, вполне надежный, китаезам нет смысла нас обманывать, они ж тоже надолгосрочную перспективу настроены. Есть у них там такая девка… тоже то ликандидат, то ли доцент. Вера Сулужекова, вроде бы из Улан-Удэ.

– Ты с ней встречался? – спросил Мазур, постаравшисьсохранить непроницаемое лицо и заранее зная ответ.

– Нет пока, – сказал Ковбой. – Она ж у них какчелнок – то на ту сторону, то на эту. Потом потолкуем.

«Не врет, – подумал Мазур. – Он и в самом деле неподозревает, что Вера и Гейша – одно и то же лицо. Потому и жив до сих пор,десантник хренов…»

– Ну хорошо, – сказал он удовлетворенно. – Сейчасмы с тобой пройдемся по деталям и подробностям, а потом вместе подумаем, каксмоделировать будущее так, чтобы для обоих получилась максимальная польза…

* * *

…Примерно через полчаса он вышел из кабинетика Ковбоя ивразвалочку направился по коридору, мурлыкая под нос старую, еще времен финскойвойны, незатейливую армейскую песенку:

Чтоб меткость и сноровку

Иметь в бою,

Храни, боец, винтовку,

Как жизнь свою…

А может, это была и не песенка, а лозунг с агитплаката, онне помнил точно. И черт с ним, главное, к цели он продвинулся прямо-такиздорово. Не следовало расслабляться и уж тем более почивать на лаврах, но всеже это была маленькая победа…

Катя, беззаботно болтая ногой, положив рядом пистолет,сидела на стойке, глядя сверху вниз на скрючившихся в неудобной позе верзил,они, в общем, сидели смирненько, только иногда злым шепотом фантазироваливслух, что они учинят, когда Катя попадет к ним в лапы, – правда, особойоригинальностью эти бесплодные мечтания не отличались.

– Вы что тут расселись, декаденты? – наигранно удивилсяМазур.

Склонился над ними и в два счета, без помощи ключа освободилот наручников, используя простейшие подручные средства. После чего заботливоубрал казенное имущество в карман и предосторожности ради отступил на шаг.

– Вставайте, вставайте, все в порядке, мы с Ковбоемдоговорились, так что возвращайтесь на рабочие места…

Когда вертолет лесной охраны оторвался от грешной земли,окруженный упругим ветром, тяжело воспарил в сизый рассвет и, чуть опустив нос,с могучим лопотаньем винта целеустремленно унесся навстречу розовой полосочкевосхода, Мазур, как множество раз уже случалось в бурном прошлом, попыталсяутешить себя нехитрой истиной: это не навсегда. Это – на время, любая операция,независимо от ее исхода, – не навсегда. Навсегда бывает только смерть, аэто, как ни крути, совсем другое дело, потому что покойник уже ни в чем неучаствует…

В ушах еще стояло тарахтенье вертолетного движка – часовойперелет на винтокрылом агрегате к приятным впечатлениям ни за что не отнесешь.Очень уж прочно вертолет ассоциировался у Мазура с работой и проистекающими изнее неприятностями и хлопотами, ни разу в жизни не случалось отправляться навертушке по каким-нибудь мирным надобностям…

Он без нужды поправил ремень автомата, окинул взором своенемногочисленное воинство, зараженное присутствием двойника, как раковойопухолью. Воинство, стоя в позе «вольно», ждало приказов отца-командира. Тоесть четверо спецназовцев из местного центра и Катя с рацией на спине стояливыжидательно, несуетливо, как и положено имеющим представление о дисциплинелюдям в погонах. Зато Лаврик, как и полагалось стороннему интеллигенту,высокопробному шпаку до мозга костей, вертелся, как карась на сковородке, сунувруки в карманы и глуповато ухмыляясь во весь рот.

Как ни присматривался Мазур, вынужден был признать, чтостарый знакомый, сподвижник (а временами, увы, и персональный палач)безукоризнен в исполнении очередной роли. Новехонький камуфляж, хотя иподходивший по размеру, сидел, как на корове седло, пушистая бороденкавызывающе топорщилась, являя собой сущее надругательство над воинскойдисциплиной (черт-те сколько лет унеслось с тех пор, как борода дозволялась вРККА), а уж этот восторженно-глуповатый вид… Мазур поневоле ощутил нечто вродемимолетного умиления: старые кадры, изволите ли видеть, свое дело знали икомедь ломали так, что актерам следовало бы сдохнуть от зависти…

«Вряд ли наш крот Лаврика расшифровал, – пронеслось вголове у Мазура. – Никак не может этого быть. Против нас сейчас работаютсухопутчики, цивильные, а так уж сложилось, что досье на нас на всех копятсяглавным образом в морской разведке по ту сторону Атлантики. Обмен информациеймеж конторами, конечно, имеет место, но, как и повсюду, являет собою очень ужгромоздкий и сложный процесс, так что… Или нет? Или Лаврик ошибается и кому-тоиз этих заранее известно?»

Он смотрел на свое воинство в непритворной задумчивости,старательно обегая взглядом Катю – из-за всей сложности и противоречивостичувств, вызванных ее присутствием. Четверо самых обыкновенных спецназовцев какна подбор, не старше тридцати пяти, с безупречным послужным списком и отличнымихарактеристиками. Мужики как мужики. Вот только один из них, в чем уже неимеется никаких сомнений, и есть казачок засланный, падло ссученное, предатель,тварь… И в то же время – ювелир, мастер, волчара, от которого Мазур в тойгостиничке-борделе, что греха таить, едва успел увернуться. Прогрессор изновых, бля… А если их двое? Может же их оказаться двое? Хотя Лаврик вовсеоружии своего жизненного опыта и уверяет, будто лишь один из четырех… Гадайне гадай, все равно не вычислишь сейчас, в данную конкретную минуту. Зато вдругом можно быть уверенным – уж на базе-то точно есть второй, он сидит себе застолом, паскуда, у него тоже отличный послужной список, не подкопаешься…