— Да и в трезвом виде недолюбливал он воду…

Оксана тем временем что-то лихорадочно писала на нервомпопавшем под руку листочке. Толкнула его ногтем через стол Данилу. Онмоментально прочитал единственную строчку, написанную твердым, разборчивымпочерком.

«Не здесь. Потом. Позже».

Глядя ей в глаза, Данил многозначительно покрутил пальцемвокруг правого уха. Когда она кивнула с облегченным вздохом, мысленно выругалсяи произнес самым нормальным тоном:

— Но это, если подумать, еще не предмет для немедленныхдопросов. В конце концов, в прокуратуре не сообщили ничего такого, чтозаставило бы меня подозревать уголовщину.

— Вот и не надо копаться в моем белье, — сказала Оксана. —Если нет на то особой необходимости.

А взглядом меж тем показывала на бумажку в руке Данила.

— Пожалуй что нет, — сказал он, подыскивая нужные обороты. —Но я теперь, сами понимаете, опрашиваю всех подряд…

— А вам не кажется, что проще поговорить с женой, нежели с…любовницей?

— Говорил уже, — сказал Данил. — Тут, знаете ли, кроется ещеодин камень преткновения. Вы слышали про вчерашние события в климовскойквартире?

— Еще бы. С самого утра приходили из КГБ… Говорили главнымобразом с Багловским, но и остальных мимоходом порасспросили — не было ли у Климовапривычки держать на столе гранаты или прогуливаться во дворике с автоматомнаперевес… В таком примерно ключе, — она фыркнула, кажется, без всякогонаигрыша.

— Об этом-то и разговор… — сказал Данил. — Вы, Оксана, —здешняя связь с общественностью номер один. А поэтому не можете не знать, чтопишут о фирме иные газетки…

Пытливо взглянул на нее, но она не подала никаких знаков.Похоже, эта тема, по ее мнению, могла обсуждаться и при наличии гипотетических«жучков».

— Глупости, — пожала она плечами. — Кто эти газетки читает…

— И все-таки. Кое-какое мнение может сформироваться. Уопределенного процента читателей.

— Вас что, волнует этот процент? — досадливо поморщиласьона. — Знаете, это для меня больной вопрос, у меня благоверный как дитяткоиграет во все эти фронты, да и его сестрица тоже… А потому проблема знакома непонаслышке, несерьезно все это, Данила Петрович.

— И тем не менее, — настойчиво продолжал он. — Должна бытькакая-то тактика противодействия…

— А почему вы решили, что такой тактики нет? — серьезноспросила Оксана. — Давно отработана тактика… Продемонстрировать?

— Сделайте одолжение, — кивнул он, заинтересовавшись.

Оксана, бросив на него лукавый взгляд, вышла из-за стола.Лишь теперь обнаружилось, что строгий, напрочь деловой жакетик сочетается смалиновой юбкой-недомеркой, расклешенной и оттого колыхавшейся при каждомдвижении.

— Теперь сосредоточьтесь, Данила Петрович, и представьте,что вы — это вовсе не вы, а дюжина шустрых мальчиков, газетчиков новейшейформации, созванных на пресс-конференцию, — сообщила Оксана с лукавой улыбкой.

— Представил, — сказал он без улыбки. Она присела накороткий диванчик в углу, закинула ногу на ногу, отчего юбка стала вовсе ужпредельно символической, обворожительно улыбнулась и с выверенной насмешкойначала:

— Господа, неужели вы всерьез полагаете, что мы будем этокомментировать?

Ну разумеется, разумеется! Целая гора оружейного плутонияваляется у нас в подвале, пьяные, как водится, грузчики ворочают его лопатамитак, что пыль стоит столбом, а нейтроны разлетаются по всему двору, мерзкопищат и светятся… — Она выпрямилась, как струнка, ухитрилась вроде бымимолетным движением пальцев одернуть жакетик так, что он обтянул все,достойное внимания. — И, конечно же, каждый, у кого зрение в порядке, тут жеопределит, что я — классическая жертва радиации. Безусловно, именно так ивыглядят радиоактивные мутанты. Вы согласны? — И состроила жалобную гримаску:Господа, ну неужели у вас нет более серьезных занятий, чем читать этигазетенки? Ну что тут прикажете комментировать?

И развела руками с видом оскорбленной невинности. Данил парураз беззвучно хлопнул в ладоши.

— Вот так, — не без гордости сказала Оксана. — Между прочим,действует безотказно. Присутствующие похохатывают, пытаясь в то же времяопределить, что у меня под жакетом, а потом наперебой просят у меня телефончики независимо от того, отошьют их или нет, впоследствии пишут обо всех выдумкахнародофронтовцев с должной издевкой. Могу показать вырезки, у меня здесьподшито все, что касается «Клейнода»…

— А что делают газетчики женского пола? — по-деловомупоинтересовался Данил. — С их-то подсознательной завистью к постороннейкрасавице?

Затмевающей, бьюсь об заклад, иных репортесс?

— Нормальные газетчики женского пола — особы молодые,эмансипированные и тоже отнюдь не уродки. А потому демократы их мало привлекают— они ж, как на подбор, лишены того мужского начала, какое только и способновзволновать эмансипированных особ…

— Здорово и лихо, — констатировал Данил. — Значит, всесводится к голому фрейдизму?

— Ну, далеко не все, однакож тактика, могу вас заверить,беспроигрышная.

С одной стороны — зацикленные старые мальчики, сыплющиелозунгами и штампами, с другой — неглупая, смею думать, и в меру циничная особас острым язычком… — Она прищурилась. — А вы не смеетесь… Это мне нравится.

— Помилуйте, — сказал Данил серьезно. — Зачем же смеяться,если эта тактика, как вы заверяете, себя полностью оправдывает? Нужно и дальшеее эксплуатировать без всякого смеха…

В дверь деликатно постучали, и показалась озабоченная физиономияПаши Беседина. Данил поднялся:

— Извините, Оксана, дела…

Послал ей многозначительный взгляд, помахав в воздухе тойсамой записочкой, быстренько вышел в коридор, тихо приказал:

— Проверишь насчет «ушей», — и показал большим пальцем заплечо, на дверь только что покинутого им кабинета. — Что стряслось?

— Там к вам приехали… — со странным выражением лица сказалПаша и от дальнейших комментариев воздержался.

Шагая за ним следом, Данил пытался в темпе обмозговатьвесьма интересную мысль: почему Красавина Оксана боится микрофонов? Точнееговоря, почему ей вообще пришло в голову, что в ее кабинете могут оказатьсямикрофоны? Только потому, что она неглупа? Да нет, должны быть более серьезныепричины…

Он энергично распахнул дверь, с кресла в углу неторопливоподнялся человек лет тридцати пяти, в штатском, с неброским лицом субъектаопределенной профессии. Не представившись, спросил негромко:

— Здесь можно говорить… свободно?

— Можно, — сказал Данил. — Нужно, чтобы… — сделалвыразительный жест, указав на Пашу.