С тех пор в нем, Данил подозревал не на шутку, что-тосломалось. Как у многих, оказавшихся перед тягостным осознанием того печальногофакта, что дрались они не столько за Россию, порядок и свободу, сколько заамбиции профессора Хаса и генерала Руцкоблуда… Франсуа вернулся к загадочнымделам своего сыскного агентства, став открыто аполитичным и циничным с ноткойнекоей истерики, что подмечал не один Данил, но все молчали, конечно.

Временами он надолго исчезал в неизвестные дали, а поройработал для российских клиентов, для Данила в том числе, работал артистически идерзко, а в немаленький гонорар, такое впечатление, каждый раз включал некийпроцент на лечение души, раненной безвозвратно утраченными иллюзиями.

Но ежели в общем и целом, это был сугубый профессионал, слихвой отрабатывавший свое немаленькое вознаграждение, ни разу не проигравшийни одной операции. По жизни его вели всего-то две заповеди: во-первых, Франсуапереправлял в мир иной лишь совершеннолетних, во-вторых, никогда не бралсяработать против того, кто однажды пользовался его услугами…

Данила он заметил очень быстро, не мог не отметить журнал вруке, но, как и полагалось при таких вот встречах, прошел, как мимонезнакомого, уверенно свернул к правому выходу с перрона. Выждав, сколько былонеобходимо, Данил пошел следом — и очень быстро определил, что хвоста заФрансуа нет.

Окружающие на негра не обращали ни малейшего внимания — онздесь был не в диковинку. Еще лет восемь назад Данил своими глазами наблюдал наэтой же привокзальной площади идиллическую сцену: к автобусной остановкесеменила бабуля, по виду типичная деревенская рутенка, а за нею шустропоспешали три классических негритенка, перекликаясь меж собою и бабкойопять-таки на чистейшем рутенском с западно-деревенским выговором, бывает. Ктому же в последние годы масса чернокожего народа из весьма неблагополучныхстран прямо-таки хлынула в Рутению, отчего-то решив, что здешние границы влучшем случае прочерчены черенком лопаты по целине и охраняются соответственно.Их, понятно, в массовом порядке вылавливали то рутены, то поляки, иотловленные, зависнув в самом неопределенном статусе, придавали городу долюэкзотического колорита…

Выйдя из подземного перехода на другой стороне площади,Данил догнал негра, и они зашагали плечо в плечо.

— Чисто?

— Никого за тобой, — сказал Данил.

— Ну и отлично. Вон как раз лавочка освободилась…

Они присели на скамейку в дальнем уголке крошечногоскверика, люди их опыта с этого места определили бы хвост за версту.

— Итак, перед вами, друг мой, мсье Рене Ламбер,корреспондент газеты «Ухуру». В Африке масса газет под названием «Ухуру», такчто с ходу и не определишь… Желаешь взглянуть на мои документики?

— Пожалуй что, — кивнул Данил.

Франсуа продемонстрировал ему закатанный в пластик листокбелого картона, где красовалась его фотография, три печати, но главное —роскошный четырехцветный герб с черной звездой, двумя золотыми руками, краснымишестеренками, слоновьей головой, скрещенными золотыми мотыгами и пальмой.

Гербовый щит с одной стороны поддерживала зебра, с другой —леопард.

— Репюблик дю Котт-Гранжер, — прочел Данил вслух. — Естьтакая в реальности, или?..

— Или, — блеснул великолепными зубами Франсуа. — Ничегострашного, я проконсультировался насчет Уголовного кодекса этой тихой державы,где мы сейчас находимся, подделкой документа это считать нельзя, посколькунельзя подделать документ или деньги несуществующего государства. И пока я непытаюсь с помощью данной ксивы провернуть какое-нибудь мошенничество,опять-таки четко прописанное в кодексе, беспокоиться нечего. Бзик у меня такой— мастерить ксивы несуществующих держав, в Москве есть психиатр, который принужде это подтвердит и толстенную историю болезни даже предъявит… Вот тыспособен с ходу сказать, какая страна граничит на севере с Габоном?

— А хрен его знает, — честно признался Данил. — Сомневаюсь,что я вообще когда-нибудь знал.

— Прекрасно. Интеллигенты тем более не обременены точнымзнанием географии. А вот то, что слава их могучего Народного фронта докатиласьаж до знойной жаркой Африки, прямехонько до республики Котт-Гранжер, ихзаставит испытать такой оргазм, что ни единого въедливого вопроса не дождешься…

Видишь во всем этом какие-то изъяны?

— Пожалуй, нет, — добросовестно подумав, сказал Данил. —Однако ушки держи на макушке. Я тебе с ходу могу назвать полдюжины сопредельныхи отдаленных держав, которые подпитывают «возняков» и денежкой, и техникой, азначит, и агентуру свою к ним давно инфильтровали…

— Я тебе эти державы и сам назову… Не бери в голову. За тоты мне и платишь, чтобы я рисковал жопой. Ну, а моя забота — отработатьденежки, уберегши при этом жопу… Короче, тебе нужно что-то конкретное?

— Трудно сказать, — признался Данил. — Не знаю пока. Раскладтакой: против нашей фирмы здесь начали работать. Люди — наши люди, я имею ввиду — гибнут при загадочных обстоятельствах, исчезают бесследно,перевербовываются непонятно кем. При этом народофронтовская пресса, стараясь неделать этого слишком явно, организовала нехилый наезд. В самое ближайшее времячерез наши структуры сюда должны пойти хорошие деньги… Я ничего пока толком незнаю, но обязан подозревать, что кто-то хочет этому помешать. Вот и все, чтотебе надо знать, ты же и сам не стремишься знать больше?

— Разумеется, — сказал Франсуа. — Чем меньше знаешь, темкрепче спишь и дольше живешь… Деньги, значит, хорошие?

— Более чем. Ох, более чем…

— Понятно. Значит, мне следует закинуть невод в здешниесточные воды и трудолюбиво исследовать улов, не обращая внимания на амбре… Так?

— Так, — Данил достал из сумки пакет, который Франсуа тут желовко убрал в «дипломат». — Здесь все, что мои ребята накопали в прессе,кое-какие схемы и построения. И аванец, конечно. В гостиницу, извини зачерствость, устраивайся сам — чем меньше мы с тобой будем общаться, тем лучше.Связь сейчас тщательно обговорим, просчитаем все возможные варианты. И, я тебяумоляю, вывернись вон из кожи…

— Кстати, о коже. Мне, не исключено, понадобится помощник ссамым что ни на есть белым цветом кожи. Самому не всегда удобно крутить чистооперативные дела…

— Сделаем, — кивнул Данил. — Ты поосторожнее там…

— Что это с тобой? Не припомню, чтобы ты столь трогательнонапоминал об осторожности.

— Стареем, — усмехнулся Данил.

ХАНУМ ОКСАНА

Сдается, он оказался неплохим актером — со своей унылоймордой преждевременно одряхлевшего язвенника, дурно скроенным костюмом ипонурой сутулостью. В автобусе, едва он вошел, с сиденья вспорхнуло юноесоздание женского пола (невинная мордашка первоклассницы и вполне женскаяфигурка) и громко, как полагалось благовоспитанной пионерке былых времен,предложило: