— Зачем такие сложности? — возражает Костя. —Я думаю, что мы друг друга и так узнаем.

Не нравится мне, что есть в нем этакое упрямство. Молодой игорячий, каким я был когда-то. Только жар молодой быстро остывает. Или егоостужают насильно, смотря по обстоятельствам.

— Ты меня послушай, — вздыхаю я, понимая, какмного нам еще нужно сказать друг другу. — Если все будет нормально, мы стобой еще поговорим обо всем, Костя. И о моей прежней жизни, и о твоей матери,и о том, кто был прав.

— Я и так знаю, что ты был не прав, — вдругговорит он очень тихо, — не нужно было нас одних оставлять. Мне в школеребята проходу не давали, все время дразнили, что у меня нет отца. Живого отца.И я ничего им сказать не мог. Умер ты или погиб. Или, может, тебя никогда небыло?

Я молчу. Конечно, он прав. Когда-нибудь я ему все расскажу.Но сейчас не время. Нужно решить, как его спрятать, это сейчас важнее всего.

— Потом мы обсудим и это, — твердо говорю яему, — а сейчас послушай меня. Запомни наши числа и никому не говори проних. И никому не доверяй. Нужно сначала осмотреться, а потом действовать.Поэтому я придумал, как нам поступить.

Барлоу позвонил мне и сообщил, что согласен быть гарантоммоей безопасности. Более того, он пообещал организовать мне встречу с одним из«заказчиков». Это меня несколько удивило и озадачило. Получалось, что Барлоуслишком легко согласился на все мои условия. Почему он на это пошел? Ведь былоочевидно, что я им нужен не только в качестве специалиста по устранениюнеугодного свидетеля, но и в качестве идеального объекта, которого можно будетустранить сразу после выполнения заказа. Никто не знает о моем прошлом и никтоне догадается, почему я неожиданно попал в автокатастрофу или погиб отслучайной пули во время банальной полицейской перестрелки. Организовать могутвсе что угодно. Тем более полиция штата не станет идентифицировать меня снаемным убийцей, увидев мой протез. Когда-то отсутствие руки было моим самымпрекрасным алиби. Теперь это стало важным элементом моей подставки.

Гадал я недолго. Уже на следующий день Барлоу и двое егогромил, среди которых был Трошин, повезли меня на встречу. Мы почему-то поехалине в Огасту, а к побережью, до которого было чуть больше ста километров. В путивсе молчали. Мне не о чем было говорить с Барлоу и его людьми, а они, очевидно,не хотели беспокоить меня лишними расспросами. Они ведь знали, какой козырьдержат у себя, и готовились его выложить на обратном пути.

Мы приехали на побережье и остановились около небольшогоодноэтажного дома, выходившего окнами на берег. Здесь уже были две машины инесколько неизвестных мне людей. Я сделал вид, что вхожу в дом, но на всякийслучай присмотрелся к каждому, стараясь запомнить их лица. Они мне ещепригодятся. Оглобли среди них не было. Очевидно, мафия не испытывала недостаткав людях. Светило солнце, вокруг носились чайки, гдето далеко играли дети и былислышны их голоса. А я в сопровождении своих провожатых вошел в дом, где царилполумрак. За столом сидел мужчина с изжеванным, мятым лицом и какими-топотухшими глазами. Он с непонятным интересом взглянул на меня и показал настул:

— Садитесь, — предложил он по-английски.

Я сел. Барлоу уселся рядом, а его люди вышли из комнаты.

— Вы хотели со мной поговорить, — сказал этот типуже по-русски.

Он говорил безо всякого акцента, как человек, долгое времяпроживший в России. Я пригляделся. Если человек с таким лицом — глава мафии, тоя — папа римский. Скорее, он советник главы мафии. У него хоть и потухшие, ночрезвычайно умные глаза. Нужно сразу дать им понять, что со мной нельзя играть.Я уже видел и «паханов», и «авторитетов». Итальянская «коза ностра» или китайская«триада» меня еще могли обмануть, подсунув вместо шефа его советника. Но ненаша мафия. Этих я чую за версту. От настоящего авторитета должна исходитьэнергетика силы. Настоящей силы. Иначе Барлоу не сел бы так бесцеремонно в егоприсутствии.

— Я хотел поговорить с шефом, а не с вами, —отвечаю я ему и вижу, как он удивленно и уже с большим интересом смотрит наменя. Помолчав целую минуту, он спросил:

— И почему вы решили, что со мной не стоитразговаривать? Вам не понравилось мое лицо? Или мой внешний вид? Почему вырешили, что я не могу быть шефом?

— Охранники вели себя слишком расслабленно, —охотно объясняю я ему, — да и Барлоу не должен был садиться в вашемприсутствии. Во всяком случае, без вашего разрешения.

— Мне много рассказывали про тебя, Левша, — сказалон после паузы. — Значит, вот ты какой. Опыт у тебя большой. Инаблюдательность сохранил, если замечаешь такие подробности. На будущее мыучтем такие детали. Но ты прав. Не стану с тобой играть, ни к чему это. Мы ждемеще одного человека с минуты на минуту. Я должен ему позвонить. Подождиминутку.

Он поднялся и поманил за собой Барлоу. Я слышал обрывки ихразговора из-за закрытой двери. Очевидно, неизвестный отчитывал Барлоу. Тотдоложил им о сломленном инвалиде, готовым спасти дочь любой ценой. А этот типсразу понял, что имеет дело с умным человеком. И поэтому не стал притворяться.Они вошли через несколько минут. Барлоу был красным от возмущения, но молчал.Он вышел за дверь, явно сдерживаясь и едва не хлопнув дверью. Когда мы осталисьодни, неизвестный мягко сказал:

— Иногда приходится терпеть и таких людей. Говорят, чтоэтот кретин организовал нападение на тебя? Это правда?

— Я думаю, что кретину кто-то подсказал устроить этонападение, — мне важно не переиграть, но и показать себя дурачком нестоит. Мой собеседник умеет читать чужие мысли. Он не просто советник, он,очевидно, мозг организации.

— Возможно, — соглашается он, улыбаясь. — Ново всяком случае я думаю, что тот инцидент нужно считать случайным. А тыдействительно тот самый Левша, о котором в России ходили легенды?

— Про легенды не слышал. А Левшой меня назвали в шутку,когда я потерял левую руку.

— Где потерял?

Он перешел на «ты» и разговаривает со мной так, словно мы сним давние друзья. С этим типом нужно держаться на дистанции. Несмотря на своеизжеванное лицо, он очень умен.

— В Афганистане. Я был командиром роты. Снарядомоторвало, а спасти не смогли.

— И ты, герой-инвалид, решил стать киллером?

— А тебя это так волнует?

Я тоже перешел на «ты», мы с ним были примерно одного возраста,просто его жизнь, кажется, побила еще сильнее, чем меня.

— Не волнует, но интересно. Говорят, что у тебя естьправительственные награды бывшего Союза? Это верно?

— У меня много чего есть. Показать все сейчас илиповеришь на слово?

— Вот ты какой ершистый, — добродушно сказал он,улыбаясь. — Ладно, не нервничай. Все будет нормально. Сейчас шеф самприедет. Через несколько минут будет здесь.