Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орта был кладезем информации о местных обычаях, включая, например, употребление и физическое воздействие бханга (наркотического средства, получаемого из конопли), который покупала для него на рынке его индийская служанка Антония. Хотя Орта утверждал, что сам никогда не пробовал это вещество, он считал своим долгом собрать сведения о его воздействии у тех, кто пробовал, в том числе у своих слуг, сообщивших, что из-за него им очень не хочется работать, зато хочется есть. Кроме того, бханг вызывал смех и заставлял людей как бы отстраняться, становясь выше всех забот. На самом деле он являлся лишь одним из многих наркотиков, с которыми европейцам предстояло столкнуться на востоке – совершенно новое открытие для цивилизации, в которой практически отсутствовала традиция употреблять наркотики для удовольствия. С первых путешествий португальцев поразил обычай жевать паан – сочетание листа бетеля, орехов арековой пальмы и розовой воды, – привлекательность которого как стимулятора они не сразу осознали.
Орта также познакомил португальских гостей с чудесами индийской кухни. В то время как первые европейцы считали местную пищу несъедобной из-за большого количества используемого перца, Орта обладал обширными знаниями о блюдах этого региона. Например, он обнаружил секретный ингредиент, который объяснял восхитительный вкус многих индийских блюд – ингредиент, немыслимый для многих европейцев, поскольку представлял собой млечный сок, который называли assa foetida – «вонючая смола» или «вонючая резина»[145]; тем не менее эта приправа использовалась в Индии чаще всего: даже бедняки покупали ее, чтобы добавить к хлебу и луку. Значительную часть этой информации Орта, по-видимому, получил от служанки Антонии: ученый постоянно упоминает в своей работе, что она собирала для него образцы, хотя нигде не называет ее источником знаний наряду с греческими и арабскими авторитетами. Орта также счел уместным упомянуть, что она готовила вкусную выпечку и джем из плодов карамболы, которые пользовались популярностью у гостей[146].
Мрачное настроение Камоэнса не объясняется (по крайней мере, полностью) сложностями жизни чужака на оккупированной территории. Отчасти его ненависть к Гоа, по-видимому, проистекает из того факта, что в Индии ему везло с женщинами не больше, чем в Лиссабоне. В письме, написанном примерно через год после приезда, он жаловался другу, что немногочисленные португалки в городе слишком стары, а индианки абсолютно невосприимчивы к его чарам. Его попытки соблазнить женщин с помощью нескольких строк из Петрарки и Боскана, похоже, пропускались мимо ушей, а их сухие ответы казались ему шокирующе грубыми, совершенно не похожими на утонченный флирт, к которому он привык. Возможно, это объяснялось тем, что местных женщин интересовали только отношения, ведущие к браку, который обеспечит безопасность и статус жены casado, а, может быть, и обыкновением местных женщин притуплять свои чувства большой дозой бханга, когда им приходилось иметь дело с португальскими мужчинами[147].
Однако пренебрежение, которое он описывал в письме другу, было напускным, о чем свидетельствует написанное в это время стихотворение о черноте любви, о пленнице, держащей его в плену, все мысли поэта поглощали ее темные волосы – как говорится в «Рамаяне», черные, как вороново крыло.
Португалец и незамужние индианки-христианки. Codex Casanatense, сборник португальских иллюстраций времен появления Камоэнса в Индии
Полог неба синий,
Заря – багряница – Ну, где им сравниться
с красою рабыни?
В очах утомлённых
ночная истома,
им страсть незнакома – тиранить влюблённых[148].
Мы мало что знаем об этой женщине, кроме того, что ее звали Барбара – что позволяет Камоэнсу поэтически обыгрывать тот факт, что она, будучи чужеземкой, не являлась barbara (варваркой) – и, таким образом, вероятно, была обращенной индианкой, а не буквально «пленницей», как говорится в стихотворении[149]. Возможно, именно Барбара оказалась невосприимчива к поэтическим ухаживаниям Камоэнса.
Периоды безделья в Гоа чередовались у Камоэнса с плаваниями: португальцы захватывали портовые города не только в Индии. В гораздо более масштабной и амбициозной игре они стравили Софалу с Килвой, Малинди с Момбасой, и за 20 лет построили укрепления по всему побережью на западе Индийского океана, чтобы созданная гигантская сеть мешала мусульманским торговцам выходить из Красного моря, и тем самым был разрушен старый торговый путь через Каир и Александрию. Желаемого эффекта удалось достигнуть: торговля через Левант с Венецией сократилась на две трети, а объемы поставок перца по этому пути за несколько лет упали почти в 10 раз. Основными опорными точками сети стали мыс Гвардафуй на Африканском Роге, Ормуз и Диу, а также дополнительные посты в Омане, на Сокотре и в Адене. Обслуживание этих опорных пунктов и патрулирование соединяющих их маршрутов входило в задачу тех, кого, подобно Камоэнсу, призвали на службу в индийский флот[150].
В этой повседневной работе было мало героического. Около мыса Гвардафуй Камоэнс писал, что печальные, болезненные, суровые и одинокие дни полны работы, тоски и ярости, и посреди невыносимой жары и густого воздуха поэт погружался в отчаянные мысли о собственных несчастьях. Позже он опишет судовые болезни, от которых опухали десны и загрязнялся воздух, и скажет, что храбрость в этом мире заключается в том, чтобы научиться выглядеть уверенно и беспечно, когда пуля отнимает другу ногу или руку. Порты по понятным причинам проявляли враждебность к таким патрулям, если учесть, что первые попытки португальцев заполучить эти опорные пункты дипломатическим путем быстро уступили место жестоким актам насилия – как, например, на Роге, где город Барауэ сожгли дотла за отказ сотрудничать, и местные жители (как отмечает Дамиан) наблюдали из близлежащей пальмовой рощи, как богатый и обильный город был уничтожен в одно мгновение. Некоторые местные владетели старались испортить жизнь португальцам: например, шейх города Кальхат в Омане отправил флоту вместо продовольствия мешки, полные коровьего навоза и уличного мусора, хотя тот факт, что город в отместку