Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можешь мне поверить, она о нем рассказывала и передПасхой всегда вместе с твоим отцом ездила к Ивану Николаевичу на кладбище, покаего тридцать лет назад не превратили в парк. Как тебе такая идея?
– Превращения кладбища в парк? Идиотская. Вы имеете ввиду кладбище у Красных Ворот?
– Конечно.
– Отец мне о нем рассказывал, и о могиле предка тоже,даже место приблизительное показал. Так что необходимым запасом знаний онрасполагал. Может, его заинтересовали военные подвиги отца?
– Его интересовал не он сам, а тайна матери.
– Вот как. Надо бы пояснить, потому что я ничего непоняла.
Марго посмотрела на меня с сомнением и вздохнула.
– Вот я сейчас начну рассказывать, а ты решишь, что явыдумываю.
– Даже если так, разговор у нас получаетсяувлекательный.
Марго махнула рукой.
– Никогда не понимала, шутишь ты или говоришь серьезно.Когда твой отец заговорил об этом, у меня возникла мысль, что он считает ИванаНиколаевича не родным отцом.
– Ничего себе, – на всякий случай поразилась я.
– Только не надо намеков, – выставив руки вперед, точнозащищаясь от меня, сказала старушка. – Он очень въедливо выспрашивал, как мыпознакомились с твоей бабкой и что я, собственно, знала о ее жизни до нашегознакомства с ней.
– Так-так, и что вы знали?
– Да ничего. То есть я знала, у нее был муж-инвалид,маленький ребенок… Позднее, когда мы стали близкими подругами, к этим сведениямкое-что прибавилось, но, в сущности, я как ничего не знала о ее жизни довстречи со мной, так и не знаю.
– Отец, видно, тоже не знал.
– Что-то знал. Возможно, она все-таки ему рассказала.
– О чем? – не поняла я, теряя нить разговора.
– До чего ж ты несообразительна, – укорила Марго. – Счего-то ведь эта мысль пришла ему в голову?
– Главное, что она в вашу голову пришла.
– Неудивительно. Он был весьма настойчив, и я тогдаподумала: должна быть причина его интереса, и в ту же ночь вспомнила сплетнисоседей. Мне ведь намекали, и не раз, что ребенка она прижила от кого-тодругого, то есть инвалид взял ее уже в положении, дал ребенку свою фамилию.
– И вскорости скончался, – подсказала я.
– Ты тоже поняла? – обрадовалась Марго, я вытаращилаглаза, а она торопливо продолжила: – Инвалид был нужен для того, чтоб прикрытьгрех.
– Вот как?
– Конечно. Тогда всем этим глупостям еще придавализначение. Опять же, пенсия и все такое… Думаю, у них было нечто вроде договора,она за ним ухаживает, а он усыновляет ее ребенка. То, что он в ней души нечаял, само собой. Я же сказала, она была красавицей. Но ребенок… Мужики тогдабыли на вес золота, в общем, это был счастливый брак.
– Но недолгий.
– Разумеется. Думаю, она на это и рассчитывала. Несмотри так, я не осуждаю твою бабку, времена были еще те… Опять же, все честно,инвалид умер у нее на руках в полном блаженстве, ну, или был близок к нему.
– При этом успел оказать бабке неоценимую услугу: сталотцом ее ребенка. Кроме слухов, эта теория под собой что-нибудь имеет?
– Я могу говорить только о слухах, но твой отец… у негочто-то было. Я думала, думала и сообразила: наверняка он нашел свидетельство обраке, бабка всегда все хранила, у нее было прямо-таки немецкое пристрастие кпорядку. Нашел и сравнил дату регистрации брака своих родителей и датусобственного рождения.
– Ну и что? – усмехнулась я. – Это еще не поводподозревать, будто инвалид к его рождению непричастен. Множество людей вступаютв брак именно по причине скорого появления на свет наследника. Я сама родиласьчерез шесть месяцев после свадьбы родителей.
– Допустим. Но злые языки болтали, что у него не былоне только ног…
– Грустно, – кивнула я. – Зачем бабка пошла за неготогда?
– Господи, так в этом же все и дело! – всплеснуларуками Марго. – Это было соглашение.
– Хорошо, я не спорю, было так было. И мой отец,встретив свое шестидесятилетие, всерьез озаботился, кто его настоящий родитель?Конечно, если тот из долгожителей, встреча могла состояться…
– Его интересовала твоя бабка, отец, конечно, тоже, но…
– Я не могу взять в толк, с какой стати?
– Я тоже не могла, пока не начала вспоминать. И воттогда мне стало совершенно ясно: у нее была тайна, и твой отец хотел ееразгадать.
– Тайна появления на свет ребенка? То есть папа решил,что его родитель кто-то из великих людей? Что ж, недурно. Я не против иметь впредках выдающегося человека.
– Выдающийся он или нет, но точно – скотина, –огорошила меня Марго. – Приличные люди беременных баб не бросают, особеннокогда кругом война и жрать нечего.
– А если он был на фронте? Какой-нибудь полководец?
– Чепуха, – отмахнулась старушка. – Хотя кто его знает.Она поспешила выйти замуж, значит, он ее бросил. Я даже знаешь что подумала:она пряталась. Ага. И фамилию поспешила сменить, чтоб этот полководец ее ненашел.
– Это вы с папой придумали или уже без него?
– Зря ухмыляешься. С твоим отцом мы ничего непридумывали, просто всякий раз, заводя разговор на эту тему, он интересовалсяодним: что я знаю о твоей бабке, о ее жизни во время войны и до войны. Все, чтоона мне рассказывала. Беда в том, что она не рассказывала практически ничего ивсячески избегала вопросов. И когда я стала размышлять об этом, в общем,кое-что показалось мне заслуживающим внимания. Жаль, что с твоим отцом нампоговорить больше не удалось.
– Ничего, теперь у вас есть я.
Старушка посмотрела на меня с сомнением.
– Тебе это интересно?
– Еще как. Вы сумели меня заинтриговать.
– Тогда слушай. Твоя бабка говорила, что родилась в деревнеи прожила там до самой войны. Когда война началась, мать отправила ее кродственникам в Воронеж. Когда твоя бабка туда добралась, выяснилось, что текуда-то уехали, она устроилась у добрых людей, но тут другая напасть: немцыподошли к городу, там начался ад кромешный, город сдали, но твоя бабка успелаего покинуть. Как она говорила, в рубашке родилась. Ее родители оказались взоне оккупации, идти ей было некуда, она фактически бродяжничала, пока неочутилась в нашем городе.