– Как бы эта гадюка не сорвала мне праздник, –посуровела Муза и потянулась к телефону. Очень занятая размышлениями на даннуютему, она перестала обращать на меня внимание, что позволило мне незаметноудалиться.

Я все-таки решила навестить Маргариту Сергеевну. Не скажу,что очень скучала по ее обществу, но в одном Муза была права: старушка обладаеттаким характером, что лучше с ней не ссориться, дабы не увеличивать своижизненные трудности. Разумеется, кроме мыслей о самосохранении, присутствовалаеще одна: я надеялась что-то узнать о жизни отца в последнее время. МаргаритуСергеевну он часто навещал, так как старуха совершенно одинока и позаботиться оней было некому, впрочем, не очень-то она, по моему мнению, в заботе нуждалась.

Взяв такси, я отправилась на улицу Дворянскую, где вдвухэтажном доме довоенной постройки жила Маргарита Сергеевна. Когда-то у неебыла семья, муж и сын, сын в одиннадцатилетнем возрасте утонул, а муж ушел кдевице на тридцать лет его моложе, что позволило Маргарите Сергеевне считатьвсех мужиков мерзавцами. Исключения она не делала ни для кого, моему отцуздорово от нее доставалось.

Я поднялась на второй этаж и позвонила в дверь, выкрашеннуюкрасной краской, с прибитым к ней почтовым ящиком. Квартира у МаргаритыСергеевны трехкомнатная, когда-то это была коммуналка. Ходили слухи, что Марговсеми правдами и неправдами отвоевала себе еще две комнаты, одни намекали налюбовную связь с неким чиновником высокого ранга, другие на отравление соседейкрысиным ядом, что лично мне казалось полным бредом.

Дверь открылась, и я увидела Маргариту Сергеевну в темномплатье с кружевным воротником, туфлях-лодочках, с прической а-ля Мерлин Монро,белые, лежавшие точно пакля волосы обрамляли сморщенное личико с нарисованнымярко-красной помадой ртом-сердечком. «Среди моих знакомых встречаются довольнозанятные», – вынуждена была признать я.

– Проходи, – кивнула мне Марго.

Я вошла в прихожую с огромным резным зеркалом и тумбочкой,на которой стоял телефон.

Маргарита Сергеевна взяла меня за плечи, окинула взглядом сног до головы и удовлетворенно кивнула:

– Вся в бабку. – И добавила: – Красавица. Идем чайпить.

Мы торжественно прошли на кухню. Круглый стол под абажуром,покрытый скатертью с кистями, поверх нее салфетки с вышивкой, венские стулья.Сервиз, который через несколько минут украсил стол, я помнила с детства.

– Я до сих пор в себя не приду, – вздохнула МаргаритаСергеевна. – Все думаю о твоем отце. Я-то была уверена – ему меня хоронить, ичто теперь? На тебя вся надежда, Жанка. А ты в своей Италии. Ну что там делатьрусскому человеку? Одна мафия кругом, вот Александра убили.

– При чем тут мафия? – вздохнула я.

– А ты не спорь. Этот… как его… дон Корлеоне.

– Он же в Америке.

– Кто сказал, что американцы лучше? Ладно, пей чай. Всеравно тебе меня хоронить, больше некому. Я думала, может, Янке квартируотписать, но не в коня корм. Деньги спустит, а меня поверх земли оставит, с неестанется.

– Не говорите глупостей, – буркнула я.

– Слава богу, бабка твоя не дожила до всего этогобезобразия, – ворчливо заметила она.

– Какого безобразия? – нахмурилась я, пытаясь понять,куда понесло старушку.

– Твоего отца убили, – произнесла она чуть ли не послогам. – Это что, не безобразие?

– Еще какое, – не стала я спорить.

– А все из-за этой кобылы.

Я понять не могла, с какой такой стати Марго называет Музукобылой, но решила, что сейчас не самый подходящий момент выяснять это.

– Почему из-за нее?

– Его ведь не ограбили, нет? Значит, причина в другом?Следовательно, без нее никак не обошлось.

Чужая логика произвела впечатление, я только головойпокачала.

– Вы же всерьез не думаете, что Муза причастна к егоубийству. – попробовала я вразумить старушку.

– Еще как думаю, – отрезала она. – Эта дрянь втравилаего в какое-то темное дело. Он хороший мальчик и сам никогда бы…

– Что за темное дело? – насторожилась я. Старушкамахнула рукой.

– Просто так людей не убивают.

– Допустим, – не стала я спорить, зная всюбессмысленность подобной попытки. – У вас есть предположение, что это за деломожет быть?

Старушка с горечью покачала головой, явно сокрушаясь, чтосказать ей нечего, представляю, как ей было тяжело это пережить.

– Сашенька приходил ко мне перед самым отъездом, –заявила она, промокнув несуществующую слезу салфеткой. – Мы с ним долгоразговаривали. Ты знаешь, я как чувствовала, все насмотреться на него не могла.

– О чем вы разговаривали? – спросила я, надеясь, чтостарушка хоть что-нибудь вспомнит из той беседы. Впрочем, память у нее былаисключительная, а вот то, что отец долго разговаривал с ней, очень сомнительно.Он часто ее навещал, но больше пятнадцати минут здесь не выдерживал. КоролеваМарго, как называл ее папа, задумалась и наконец ответила:

– Как всегда, о твоей бабуле.

Вот так раз. Хотя тот факт, что отец в компании Марговспоминал свою мать, удивительным не был, однако в свете некой семейной тайны,на которую он мне намекал, это показалось интересным, и я спросила:

– О чем конкретно вы говорили?

– Думаешь, это важно? – насторожилась старушка и сразустала похожа на мисс Марпл.

«Этого только не хватает», – мысленно вздохнула я и сиротскиулыбнулась:

– Для меня – да.

– Бедное дитя, – вздохнула старушка, прижав худуюладошку к груди. Тут надо заметить, что Марго в прошлом тоже была артисткой,пела в оперном театре, и еще как пела, говорят. Впрочем, говорила только она,свидетелей ее триумфа почти не осталось, уже лет тридцать она была на пенсии.Как известно, у двух великих нет практически никаких шансов ужиться рядом, такчто их с Музой взаимная нелюбовь была, в общем-то, понятна.

– Так о чем вы говорили? – напомнила я.

– Просто вспоминали… – пожала Марго плечами. – Кстати,твой отец последнее время постоянно говорил о ней, должно быть, предчувствовал,– Тут она опять промокнула глаза салфеткой, а я покачала головой.

– Так не пойдет. Вы долго разговаривали… сколько?

– Часа три, – ответила Марго, помедлив, а у меня глазана лоб полезли.

– Сколько? И что вы вспоминали такую прорву времени?